С деятельностью рабочих клубов и близких им учреждений связан в значительной мере феномен «рабочей интеллигенции», что, собственно, было российским псевдонимом элитного слоя рабочих, названного так социал-демократами и народниками. Л. И. Аксельрод, информировавшая Г. В. Плеханова об общественной жизни Петербурга, писала ему 29 октября 1909 г.: «Не подлежит ни малейшему сомнению, что теперь совершается процесс выработки рабочей интеллигенции»{553}. Публицисты-современники приветствовали это явление, но так и не пришли к единству в его оценках.
Скромные возможности рабочих клубов в России, их внешний облик определялись прежде всего материальным положением их членов. Не могло быть и речи о характерной для старых клубов практике благотворительности. В киевском Клубе трудящихся лиц насчитывалось 918 членов, но 351 подлежал исключению за неуплату членских взносов. В рабочих клубах такое соотношение «платящих» и «неплатящих», невозможное в клубах иного социального состава, было обычным. Оно не означало, что дело дойдет непременно до реального исключения. Принимались в клубы и безработные: «в клубе безработный, может быть, забывает жгучий голод и холод», — говорили в том же киевском клубе.
Главной же особенностью рабочих клубов по сравнению с другими было то, что в среде их участников особенно остро стояла проблема свободного времени. Они с трудом выкраивали время для посещения клубов, как правило, по вечерам, после работы. Отсюда приоритет приобретения знаний: признаваемое полезным оттесняло на второй план просто приятное, сугубо развлекательное, хотя никто и не возражал против проведения экскурсий и устройства концертов: «Музыка есть необходимое вдохновение в жизни, совместимое с наукой», нужно знать, что кроме заводской жизни, «есть искусство и жизнь красивая и возвышенная». Ответы на вопрос анкеты петербургского клуба «Просвещение» (март 1911 г.) о причинах нерегулярного посещения устраиваемых клубом лекций типичны: «Много чего хотелось бы знать рабочему, да всему мешает усталость после работы, после которой не укладывается в голове никакая лекция». «Прежде чем добиваться большей посещаемости, нужно добиваться 8-часового рабочего дня и других улучшений для пролетария, а потом, когда у рабочего будет свободное время, то и интерес ко всему появится»{554}.
Ни для кого не было секретом, что рабочие клубы находятся в орбите влияния нелегальных социалистических партий, возлагавших на них известные надежды после поражения первой революции и многократного сокращения числа членов этих партий. Обычно их лидеры подчеркивали, что это сокращение происходило за счет интеллигенции. На деле уходили в большом количестве и рабочие.
У разных революционных группировок надежды на легальные рабочие организации не вполне совпадали. Для наиболее радикальных из них, прежде всего социал-демократов — большевиков, клубы были в первую очередь очагами грядущей новой революции, необходимыми для воспитания у рабочих «классового сознания» и непримиримости к существующему строю. Студент Петербургского университета эсер А. А. Гизетти рассуждал с несколько другой, но также революционной точки зрения: «повышение культурного уровня рабочих есть один из видов подготовки революции, так как культурные рабочие в большей мере ощутят ее необходимость, чем темная масса»{555}. Для более умеренных социалистов (меньшевиков-«ликвидаторов») клубы были зачатками открытой рабочей партии по типу европейских.
В большинстве случаев основывались рабочие клубы именно меньшевиками. Анкетное обследование политических ссыльных Енисейского уезда и Туруханского края, проведенное в конце 1915 — начале 1916 гг., показало, что из 53 ответивших на вопросы анкеты большевиков членами профсоюзов и рабочих клубов были до ссылки 39 (из них 18 занимали выборные должности), а из 23 меньшевиков и бундовцев — 20 (14), то есть почти все, в том числе из 9 входивших в эту группу «ликвидаторов» — 9 (7){556}. Немногие постоянные должности — секретарей, библиотекарей — были платными, их и занимали, как правило, активные члены социалистических партий. Например, рабочий-меньшевик Федор Семенов (Булкин) после того, как его рассчитали в конце 1908 г. с петербургского Балтийского завода, стал работать в легальных организациях — в союзе металлистов и, по его словам, для заработка на платной должности секретаря в Василеостровском клубе «Образование»{557}.