Последним по времени, 9 (по другим данным, 11) мая 1914 г., открылся такой же клуб, организованный Ростовским-на-Дону отделом ВНС. Официально он назывался Русским общественным собранием. Как сообщал в январе 1916 г. начальник местного жандармского управления, «собрание разрослось, число членов его дошло до 500 человек» (в отделе ВНС тогда же числилось 86) и «оно стало играть роль как бы дворянского губернского собрания». Имелся в виду не состав клуба — судя по составу отдела, в клуб входило главным образом купечество, а также монархическая интеллигенция, — а характер его деятельности: «в дни Нового года и Св. Пасхи здесь устраиваются общие поздравления, на которые приглашаются градоначальник, начальник гарнизона и прочие административные лица города». В это же время отдел Союза русского народа в Ростове-на-Дону насчитывал около 4500 членов (взносы платили 2 тыс.){741}
Менее всего был связан с ВНС Киевский клуб русских националистов. В начале сентября 1911 г., после последнего покушения на Столыпина в киевском театре и его гибели, относительная — в сравнении с черносотенцами — умеренность клуба проявилась в том, что его члены внесли известный вклад в недопущение еврейского погрома. «Большая ошибка считать националиста погромщиком… — обиженно писала жена одного из них в эти дни, когда, по словам других киевлян, готовился „грандиозный погром“, „погром висел в воздухе“. — Мужа я почти не вижу, он все среди своих националистов, где много работы, чтобы энергично противодействовать погромному настроению толпы». Клуб поддержал усилия властей и постарался повлиять на киевские черносотенные организации, в результате чего все эти организации выступили с призывами воздержаться от погрома. В качестве основного довода, который должен был убедить готовую начать погром толпу, фигурировала ссылка на «державную волю», выраженную императором накануне его отъезда из Киева{742}.
Сам по себе этот эпизод не дает достаточных оснований утверждать, что в Киеве клуб националистов превосходил своим влиянием местные организации черносотенцев. Больше того, по мнению самих националистов, выстрел Богрова нанес смертельную рану национализму как политическому течению, а последним ударом, который привел к его расколу, явилось дело Бейлиса и выступления редакторов газеты «Киевлянин» Д. И. Пихно и В. В. Шульгина против превращения этого дела в «суд над еврейством», так как бездоказательное и инспирированное из правящих кругов обвинение дискредитирует государственную власть и суд.
Организовать клубы-филиалы Всероссийского национального союза повсеместно или хотя бы во всех крупных городах, чтобы оправдать название «Всероссийский», так и не удалось. В январе 1912 г. московский губернатор Джунковский отвечал на запрос министра внутренних дел, что в Москве и губернии «нет или почти нет действующих монархических организаций»; ничем не проявил себя и Всероссийский национальный союз, «ничтожный по численности»{743}. Из Иркутска 18 сентября 1912 г. писали (письмо было перлюстрировано), что «национализм и Бородинские торжества мало здесь говорят что-либо сердцу и карману обывателей, хотя наш милейший владыка Серафим усиленно заботится о наставлении паствы на истинный путь национализма»{744}.
В Петербурге показателем невысокого престижа ВНС явилась своеобразная манифестация в ноябре 1911 г. на торжественном заседании Академии наук, состоявшемся в зале Дворянского собрания в связи с 200-летием со дня рождения М. В. Ломоносова. Когда зачитывались адреса от учреждений, публика, особенно молодежь, аплодировала представителям одних учреждений и холодно или враждебно встречала представителей других. В числе последних был клуб националистов — ему «довольно согласно шикали». Представителей монархических организаций встретили гробовым молчанием, точно так же были встречены делегации Александровского и Катковского лицеев. Зато бурно аплодировали учреждениям «частной инициативы» — Университету Шанявского, Петербургскому обществу народных университетов, Высшим женским курсам, Женскому медицинскому институту и Психоневрологическому институту{745}.