А. И. Сумбатов-Южин, вызванный для допроса как бывший председатель дирекции Литературно-художественного кружка, показал, что кружок «всегда очень много тратил на благотворительность», но это возможно лишь благодаря азартной игре, «без которой ни один клуб существовать не может». Что же касается отношения властей, то «при всех градоначальниках были периоды терпимости и периоды преследования и запрещения». Размеры поборов и репрессии против клубов при Рейнботе, утверждал Южин, были не больше, чем до него. В свою очередь Рейнбот заявил, что не мог заниматься в этом клубе вымогательством уже потому, что Сумбатов — личный знакомый его и его семьи{798}.
С прочими клубами поступали куда жестче. Поводом для вымогательства в Артистическом клубе на Тверской явились анонимные письма, в которых сообщалось, что все старшины клуба — шулера, обыгрывающие студентов и лицеистов. На сей раз проверка показала лживость обвинения. Когда после этого, в ноябре 1906 г. помощник градоначальника Короткий появился в клубе, игроки-актеры его освистали, и он покинул клуб с угрозами. И здесь не удалось обойтись без «гекатомбы», то есть жертвы, как называли вынужденные подношения, без нее клуб был бы закрыт{799}.
На судебном процессе по делу Рейнбота и Короткого, проходившем в Москве 28 апреля — 17 мая 1911 г., прокурор В. П. Носович говорил о созданной якобы исключительно подсудимыми «волне правовой анархии» и о том, что «понятие законности как бы не входит в сознание» подсудимых, которые прибегали к «довольно патриархальным приемам принудительного сбора и вымогательства»{800}. Обвинение было вполне обоснованным, независимо от прокурорского пафоса и стилистики речи, но характерно, что впоследствии в кругах правой эмиграции Носовичу, несмотря на его участие в белом движении, ставили в вину тяготение в предреволюционный период «к представителям так называемой общественности»{801}.
Дело Рейнбота, дискредитировавшее систему отношений власти с общественными учреждениями, получило широкий резонанс. Благодаря росту тиражей столичной прессы, об этом узнали и за пределами Москвы. С другой стороны, всероссийскую известность приобрели благодаря тем же многотиражным газетам подобные же действия провинциальных «сатрапов» вроде одесского градоначальника, члена Союза русского народа генерал-майора И. Н. Толмачева. В отличие от Рейнбота в Москве Толмачев не считал нужным делать исключений ни для одного из местных клубов, в том числе и для Благородного собрания. Автор очерка истории Благородного собрания писал, что «репрессии генерала Толмачева сильно угнетали собрание», в 1910–1911 гг. оно «находилось все время под угрозой закрытия»{802}.
Трагикомическую ситуацию — вторжение наряда «толмачевской полиции» в Одесское Коммерческое собрание 16 марта 1911 г. описал в местной газете очевидец: «…Пристав и его помощник бегом направились в зал, где была игра, и здесь, точно налетчики-экспроприаторы с криком „ни с места, денег не убирать!“ набросились на стол, за которым четыре человека играли в экарте, и стали хватать деньги, лежащие перед игроками. Один из них, купец М. С. Ратнер хотел спрятать свои деньги в карман, но пристав, схватив купца за обшлаг сюртука, закричал: „Не сметь прятать деньги“. Когда же Ратнер заявил, что это его деньги, пристав пригрозил арестом, и Ратнер отдал приставу деньги». Члены клуба сначала всерьез решили, что повторяется известный в Одессе случай, когда экспроприатор переоделся жандармским офицером, но, убедившись, что это не так, тут же вспомнили «недавнее громкое дело с московскими клубами».
Все одесские клубы, писал тот же очевидец, «„начальство“ пыталось сделать покорными данниками генерала Толмачева». Самого Толмачева во время описанного инцидента в Одессе не было, когда же генерал вернулся, он заявил, что возражения двух старшин Коммерческого собрания приставу во время «набега» означают сопротивление полиции. После этого он потребовал от них подать в отставку и извиниться перед приставом, угрожая в противном случае закрыть клуб. Еще раньше Толмачев заставил включить в устав клуба параграф, позволявший исключать членов клуба без объяснения причин (никого, правда, клуб не исключил){803}. От закрытия спасло клуб только увольнение Толмачева: в Петербурге решили, что он слишком далеко зашел и слишком скандальную огласку получили его действия.