Отчасти самобытными, отчасти скалькированными были наименования помещений, в том числе сложившиеся в обиходе и не отраженные в уставах клубов («инфернальная», «детская», «говорильная» комнаты и т. д.), эти наименования указывали на формы проведения досуга. В связи с приводившейся уже выше новацией насчет клуба — «прообраза парламента», где «не только и не столько играли в карты», уместно поставить прежде всего вопрос: существовала ли в российской клубной культуре проблема предпочтения — карты или «умные беседы»? Тот или иной ответ неизбежно повлияет на оценку роли клубов в формировании общественного мнения. Чтобы не делать скоропалительных обобщений, обратимся к фактам.
Оставим пока что в стороне возникающий при этом подвопрос — о персональном выборе каждого члена клуба. Рассматривая сходство и своеобразие западных и российских клубов, нужно считаться с тем тривиальным фактом, что в клубах XVIII, XIX и начала XX вв., столичных и провинциальных, а также в домашнем быту игра в карты занимала значительное место. Это отвечало запросам и вкусам их членов и культуре Англии и других стран Западной Европы, служившей для них образцом. В Англии игра в карты была одним из самых распространенных видов времяпрепровождения в разных слоях общества — в знатных домах, начиная с королевского, в клубах и игорных домах (или игорных клубах), наконец, в скромных, умеренных в масштабах мелкобуржуазных семьях, особенно в провинции{83}.
Было бы натяжкой видеть на этом основании в распространении игры в карты и в России одно из проявлений англомании. Карты появились в России в XVII в., пришли они из Польши, вероятно, в Смутное время. До середины XVIII в. для игры использовались только привозные карты. Наряду с другими азартными («закладными») играми игра в карты то преследовалась, то эксплуатировалась властью в фискальных целях путем откупов. Только служилые люди обязаны были давать «поручные записи», что не будут играть в эти игры{84}. Постепенное и частичное исчезновение в XVIII в. прежних запретов и наказаний знаменовало, с одной стороны, дальнейшее освобождение личности дворянина от диктата власти. С другой же стороны, во взаимоотношениях общества с властью игра выполняла компенсационные функции, являлась способом приспособления к окружающей обстановке. Для понимания этой стороны клубного быта многое дают исследования Ю. М. Лотмана, специально изучавшего феномен карточной игры в жизни и в литературе в ту эпоху, когда игра выступала как некий аналог, модель реальных конфликтных ситуаций.
О том, какое место занимала игра в жизни дворян, свидетельствовали многие. Лаконично, но точно было сказано об этом П. И. Сумароковым. В опубликованном в 1841 г. очерке, сравнивая прошлое и современность, он заметил: «…Карты прежде заменяли ученость, политику и служили необходимым занятием»{85}. Особенно это верно в отношении тех, кто не имел служебных или каких-либо еще постоянных обязанностей. Среди членов дворянских клубов таких больше всего было в Москве. Слова Сумарокова можно истолковать и в том смысле, что «необходимое занятие», каким стала игра в карты, восполняло отсутствие иных занятий, политических и ученых в том числе. Однако и верное обобщение не может вместить всего жизненного разнообразия. Среди игроков, в том числе в клубах, были, конечно, и ученые, и политики, и чиновники, и литераторы. Сумароков, сенатор, член и старшина (в 1826 г.) петербургского Английского клуба, причастный также к науке и литературе, не мог этого не знать.
Игральные карты. Начало XIX в.
Немаловажно и то, что материальное существование клубов и тогда, и позже обеспечивалось не в последнюю, а то и в первую очередь доходами от взимания платы с игроков. Английское «Hell» («Ад») — так назывались в Англии дешевые игорные дома, а затем залы в кофейнях для игры в карты — превратилось в русских клубах и в Петербурге и в Москве в равнозначное обозначение, в «инфернальную», то есть в адскую комнату. Это было небольшое уединенное помещение для азартной («адской») игры с крупными ставками. Модные азартные игры морально осуждались, запрещались властями и клубными уставами. «…Воспрещаются накрепко игры азартные даже и под предлогом шутки», — подчеркивал обряд (устав) московского Английского клуба (исключили этот запрет лишь в 1917 г.), однако на деле они процветали и в клубах. Подобное было и в Западной Европе: и там такие игры запрещались, и точно так же они оказывались неискоренимы.{86} Но в России вмешательство властей в дела клубов под видом заботы о нравственности было особенно навязчивым и продолжительным.