С конца столетия стали появляться очерки истории отдельных клубов, столичных и провинциальных, подготовленные к их юбилеям. В 1914 г. автор одного из таких юбилейных изданий (о Московском купеческом клубе) писал, обосновывая необходимость изучения этой темы: «В наше время клубы играют настолько крупную роль в общественной жизни русских городов, что их история приобретает довольно крупный интерес»{2}. Правда, эта оценка больше декларировалась, чем раскрывалась. Можно было встретить и противоположные утверждения: в России «клубная жизнь является сравнительно малораспространенной, и клубы вообще не играют большой роли в нашей общественной жизни, служа всего больше местом игры в карты». В той же статье косвенно признавалось, что сложно разграничить клубы с другими добровольными сообществами{3}.
Существенный аспект темы — связь между сферой идей, с одной стороны, и сферой чувств и настроений, с другой, иначе говоря, соотношение в общественном мнении оформленных взглядов и обыденного сознания. Первый компонент — история общественной мысли, воззрения мыслителей разных направлений, идеология государства и политических партий — в последние 10–15 лет интенсивно изучается{4}. При этом общепризнанно, что идеология — явление специфичное: она в большой мере мифологична; «между идеологией и развитием философской и научной мысли нет никакой видовой преемственности, на которую первая претендует. Налицо мутация»{5}.
Не менее важно исследование социокультурной почвы, среды, воспринимавшей или отторгавшей те или иные идеи и определявшей в конечном счете их судьбу. Клубная общественность — дворянская, купеческая, интеллигентская, в начале XX в. рабочая — составляла часть такой среды, реагировавшей на идеи и отчасти их продуцировавшей. Утверждение, будто периодическая печать была единственным выразителем общественного мнения, справедливо оспаривается{6}.
Рубеж в истории российской модернизации — реформы 60–70-х гг. XIX в. — определяет и особенности встающих перед исследователем задач при изучении каждой из двух эпох. В. Я. Гросул, автор фундаментального труда, в котором прослеживается история общества, общественного мнения вместе с общественными настроениями и общественных организаций (правда, без клубов) на протяжении XVIII и XIX столетий, рассмотрел все имеющиеся трактовки этих понятий. Обществом (общественностью) он считает социальную прослойку между народом и властью, ее универсальным признаком — отсутствие связи с бюрократическим аппаратом государства. Неслужилое дворянство составляет сначала основу и движущую силу общества. Но организации декабристов состояли главным образом из офицеров. А как обстояло дело с клубами и другими ассоциациями? Или там не было чиновников и военных?
В литературе нет определенности — на это обратил внимание М. А. Рахматуллин — в том, что понимать под обществом, преимущественно дворянским, в дореформенной России (только придворные элементы? или шире — столичный свет? или еще шире — все «благородное» сословие, или же какую-то его часть?). Неопределенность остается и в том, что касается общественного мнения: кто его в условиях ограниченного рынка средств массовой информации мог формировать, как оно влияло на умы и на политику власти?{7} Оба эти, соображения предполагают необходимость выйти в исследованиях на уровень элит в составе более широких страт, а также их организаций, в том числе клубов.
Последний из названных вопросов — насколько общественное мнение было тогда востребовано — особенно важен. В связи с противоречивыми оценками в литературе отношения российских правителей к реформам высказывается сомнение, имелось ли в прошлом общественное мнение вообще, раз отсутствовал привычный в наши дни инструментарий его оценки в виде социологических опросов. Для одних историков промедление с реформами было роковым, но понятным: правители не могли опереться на достоверные, надежные данные о настроениях в обществе. Для других — это оправданное благоразумие перед лицом угроз, создававшихся проектами реформаторов, которые оцениваются как утопические{8}. Но в любом случае заслуживают внимания и зачатки общественного мнения, и его эволюция, и отношение к нему власти.