Итак, полной ясности относительно того, различны или взаимозаменяемы понятия «общество», «тайное общество», «собрание», «клуб», в начале XIX в. еще не наблюдалось. Вместе с тем все, что мы знаем, не позволяет объяснять зигзаги политики только лишь нечеткостью терминологии и неупорядоченностью доходившей до власти информации. Поскольку узаконенные клубы, в отличие от масонских лож, все же заведомо не были тайными обществами уже потому, что уставы их утверждались властями, решающее значение приобретало умонастроение членов клубов, выраженное в их речах, иначе говоря, роль клубов, и прежде всего дворянских, как «говорилен».
Оценки этой роли современниками, в том числе носителями высшей власти, не совпадали. Отсюда некоторая неопределенность положения клубов в начале XIX в. Объективно они размещались где-то между масонскими ложами и разнообразными кружками «шалунов». На равном ли удалении от тех и других, или все-таки несколько в стороне? Это как раз и надлежит выяснить.
Мнение власти и мнение Москвы
Почему именно московские клубы в качестве фактора формирования общественного мнения необходимо, как нам представляется, сопоставлять с позицией власти? Прежде всего потому, что они заметно отличались от петербургских. В свою очередь, это было обусловлено объективно различным положением в государстве двух столиц, официальной и «первопрестольной». Наряду с различиями между клубами (не отменяющими определенного сходства в устройстве), необходимо также выявить отношение к этим различиям представителей власти и общества. Оно не могло быть абсолютно единообразным, как и общественное мнение по более широкому кругу вопросов.
Властью и обществом два главных города России воспринимались как два полюса культуры, причем на протяжении XVIII в. и в начале XIX в. в общественном сознании постепенно утверждалась и стала доминирующей идея безусловного превосходства Петербурга, официально поддерживаемая сверху. В новой столице правители, высшая бюрократия и идеологи европеизации России видели воплощение прогресса, символ величия созданной Петром I империи, в противоположность Москве, неспособной, как еще долго казалось многим, отказаться от прошлого и олицетворяющей всем своим обликом и умонастроением жителей традиционализм и инерцию.
Критически-настороженное отношение Петербурга как реального центра власти к Москве распространялось на московское дворянство, менее всего связанное с государственной службой. Но оно порождало ответную реакцию, и недоброжелательство было взаимным. В первой четверти XIX в., особенно после разгрома наполеоновского нашествия, в Москве в лучшем случае считали отношение к ней петербургских властей, в том числе императоров, незаслуженным и недоумевали, почему «сия верная и покорная столица всегда представляется своим Государям какою-то опасною соперницею. Екатерина ее не любила, Павел подозревал, даже Александр, несмотря на столь нежные доказательства пылкого неограниченного усердия к отечеству, в 1812 году данные, более был холоден, нежели благосклонен к Москве»{163}.
Ввиду названных различий двух столиц, два главных клуба дворянской элиты в Москве и Петербурге не могли не отличаться друг от друга составом членов. В петербургском Английском клубе собирались, писал Н. А. Некрасов, «сливки русского общества», и «странен был среди знати высокой человек без звезды на груди», то есть без знака первых степеней орденов, которых удостаивались только чиновники 1–4 классов. Здесь бывали, продолжал поэт, «посланники всех государей» (члены дипломатического корпуса получили право бесплатно посещать клуб в 1802 г.), высокопоставленные чиновники — «цвет и соль министерств, канцелярий», а также «банкиры с тугим кошельком» и «откупные тузы»{164}.
Дом Демидовых, где в 1830–1860 гг. помещался Петербургский Английский клуб
Зарисовка Некрасова относится к 50-м гг. XIX в., но она верна и для более ранних лет, это подтверждается публиковавшимися списками членов клуба со времени его основания (сводный их список в алфавитном порядке, а также отдельные списки всех старшин и почетных членов составила и привела в приложении к своей книге об этом клубе Л. В. Завьялова). Некоторые имена стоит назвать, но не с тем, чтобы придавать клубу, как это случается, преувеличенное значение. Основная деятельность этих людей, сделавшая их известными, протекала вне клуба, да и в клубе не все они состояли подолгу. Но исключительная концентрация в петербургском клубе влиятельных лиц, в отличие от клуба московского, бросалась в глаза и имела свои последствия.