На этом сходство с Карамзиным кончалось. Во-первых, Бенкендорф и фон Фок, цитировавший Талейрана (который, между прочим, говоря о необходимости считаться с общественным мнением, как всегда, не был искренним), вовсе не считали общественное мнение умнее себя и императора. Во-вторых, декларировался выборочный подход к общественному мнению. Мнения и настроения, исходящие из Москвы, Бенкендорф и фон Фок оценивали, как мы уже видели, отрицательно и считаться с ними не собирались. Общественное мнение Москвы, утверждали они, теперь «лишено всякого морального авторитета», оно исходит из кругов среднего класса — помещиков, купцов 1-й гильдии, «образованных людей» и литераторов, оно «составляет зло, когда оно заблуждается в выборе цели и средств, становясь, таким образом, силою, которая противится правительству».
Позже другой сановник барон М. А. Корф, член петербургского Английского клуба, допускал, что тайная баллотировка в клубе создает возможность проявиться общему мнению, отличному от мнения лиц, приближенных ко двору, что будет «явной оппозицией». Но он утешал себя тем, что «наш клуб не парламент и не митинг (meeting), где можно дать волю мыслям и языку», и все, что там есть демократического — это лишь «равенство платы за кушанья»{198}. Корф называл в этом случае «нашим клубом» клуб петербургский, но вряд ли приравнивал и московский клуб к парламенту и митингу.
Таким образом, в начале XIX в. имелось несколько разновидностей взглядов на общественное мнение и несколько групп, эти взгляды выражавших. Умеренно-консервативные взгляды Карамзина расходились с взглядами его молодых оппонентов, критиков самодержавной системы власти. Можно выделить и сторонников «необузданной вольности» типа Овцына, конечно, не считая обоснованными их претензии представлять все дворянство. И, наконец, достаточно ясно было выражено полицейско-охранительное истолкование общественного мнения, определявшее проводимую правительством политику, особенно при Николае I. Оно разделяло все общество на «довольных» и «недовольных», и только мнение первых рассматривалось как «благо».
Устройство клубов: взгляд изнутри и извне
Свидетельства современников, менее предубежденных, чем руководители тайной полиции, рисуют иную картину жизни клубов первой половины XIX в., в том числе московских, в ней преобладают благодушные тона. Это опубликованные тогда же и позднее документы клубов и источники личного происхождения с описаниями клубов, а также путеводители по городам, где имелись клубы (путеводители предназначались главным образом для приезжих). Они позволяют составить пусть не исчерпывающее, но довольно полное представление о клубах с нормативной и внешней стороны. Содержания разговоров между членами клубов такие источники не касались или почти не касались, особенно если написанное проходило через цензуру, но из совокупности этих свидетельств все же видно, как «работали» положения уставов, которыми регулировалась повседневная жизнь клубов.
Уставы время от времени подвергались дополнениям и исправлениям, с явной тенденцией к максимальной регламентации: к 1849 г. в уставе московского Английского клуба насчитывалось 96 статей, к 1858 г. — 105. Важнейшую часть уставов составляли правила приема в клубы и правила поведения членов и посетителей (гостей). Кандидата на избрание членом клуба мог рекомендовать (записать) лишь уже являющийся членом, всего он мог записать до 5 кандидатов, но факт записи означал лишь постановку на очередь, а баллотировка проводилась, когда открывалась вакансия после того, как кто-либо из членов выбывал. Нельзя было рекомендовать однажды уже баллотировавшихся, но не избранных. Закрыт был навсегда доступ в клуб и исключенным, в том числе исключенным из других клубов «за неприличные поступки»{199}. Это правило действовало во всех клубах.
В петербургском Английском клубе, например, дружно забаллотировали весной 1827 г. Ф. В. Булгарина, единственный «избирательный» шар положил ему его коллега по журналистике и доносительству Н. И. Греч. Жалобы Булгарина в Третье отделение на устроенную против него «черную интригу», в результате чего «открылось общее мнение» на его счет, не помогли. Не помогла и тонкая лесть: дескать, «ключ общего мнения» в руках графа Бенкендорфа. Фон Фок Булгарину посочувствовал, но необъяснимо уничижительную, прямо-таки разгромную характеристику членов клуба («взяточники, казенные воры, пьяницы, игроки, банкруты толпами, как стадо, входят в клуб») принять всерьез не захотел и оказать давление на них ради того, чтобы провести в клуб ценного агента, не пытался, хотя такое вмешательство в компетенцию клубов иногда случалось. Известно, что по второму разу в нарушение устава баллотировались и были избраны петербургский обер-полицмейстер И. В. Гладков и военный министр граф А. И. Чернышев{200}.