Звание старшего члена присваивалось после пребывания в клубе на протяжении 50 лет подряд (впоследствии этот срок сократили до 35 лет). Для присвоения звания почетного члена требовалось согласие не менее 150 человек. Поддерживалась традиция почитания старейших и заслуженных. Один из мемуаристов описал, как уже в 60-е гг. XIX в., по субботам, восседавший в угловой диванной московского Английского клуба ареопаг «строго осматривал дефилирующую публику и едва заметными кивками отвечал на почтительные поклоны проходивших». В каждом клубе имелись члены, «составляющие как бы необходимую его принадлежность», их привыкли видеть на одном и том же любимом месте, требующими одно и то же кушанье{212}.
В 1833 г. московскому генерал-губернатору Д. В. Голицыну присвоили звание почетного старшины Английского клуба. Звание специально для него придумали, так как Голицын уже был по должности, подобно своим предшественникам на должности генерал-губернатора (главнокомандующего Москвы), почетным членом клуба, а почетных членов нельзя было, согласно уставу, избирать старшинами. По этому случаю устроили «экстраординарный обед», для членов клуба и гостей общим числом 631; пригласили еще, как гласит запись в журнале старшин, «две музыки и трех артистов для пения при столах сочиненных на сей случай куплетов». В 1836 г. такой же обед в честь Голицына, вернувшегося из-за границы, повторили{213}. Здесь столько же от отношения московского дворянства лично к Голицыну (он действительно был чрезвычайно популярен, как никто другой из генерал-губернаторов), сколько от привычки «славить» московских «градоначальников» и не только бывших, как писал Карамзин.
Среди описаний московских клубов особняком стоят свидетельства посещавших Россию иностранцев, невольно выступавших в роли экспертов. Знакомство их с Москвой было кратковременным, тем более — с Английским клубом, куда допускали не всякого постороннего, так что таких мимолетных зарисовок немного. Кроме того, далеко не каждого из приезжих иностранцев клубы интересовали. Назовем хотя бы столь разных французских писателей-путешественников, как Теофиль Готье и Александр Дюма-отец. Они подробно изложили свои впечатления, но о клубах в России ничего своим читателям не сообщили. Те же из иностранцев, кто воспользовался возможностью побывать в клубах, обычно вспоминали аналогичные учреждения у себя на родине, выясняя для читателей или для себя, отвечает ли и насколько увиденное ими в России европейским клубным стандартам и что изменилось в результате пересадки иноземных растений на российскую почву.
Разумеется, никому из этих путешественников не приходило в голову сравнивать место отдыха и развлечений с парламентом. Их интересовало, возможна ли в России критика властей, но специально никто из них не писал об отсутствии политических клубов, так же как об отсутствии распространенных в Англии клубов по интересам. В поле зрения иностранцев попадали только дворянские клубы, но это зависело больше не от них, а от их провожатых.
Авторы описаний были людьми разными по возрасту, жизненному опыту, профессиям и убеждениям. Взгляд их был, как правило, благожелательным, преимущественно эстетическим в сочетании с понятным интересом к российской, с точки зрения европейца, экзотике. Вероятно, им не казалось существенным, что в России (да и в других странах) не привились некоторые оригинальные традиции, сложившиеся в английских клубах. Такие, как обычай биться об заклад всерьез по любому, даже самому пустячному и нелепому поводу; облачаться во время игры в карты в особую одежду, чтобы уберечь накрахмаленные манжеты; надевать шляпы с большими полями, скрывавшие выражение лиц и т. п.{214}
Рассмотрим основное содержание отзывов иностранцев в хронологическом порядке. Художник Роберт Кер Портер приехал в Москву в 1806 г. и сразу же был приглашен на чествование генерала П. И. Багратиона в Английском клубе — событие, ставшее известным последующим поколениям читателей по яркому описанию в «Войне и мире» Льва Толстого. Встреча героя Шенграбенского сражения положила начало традиции клубных торжественных обедов в честь прославленных военачальников (последний такой обед был устроен в честь офицеров крейсера «Варяг»). В 1806 г. клуб размещался еще в дворце на Страстном бульваре. Портера удивило, что в клубе, носившем такое наименование, почти нет англичан. Но все остальное его восхитило: радушный прием, торжественность церемонии и особенно роговой оркестр из 40 музыкантов, напомнивший ему звучание органа. Свои путевые заметки Портер издал в Лондоне в 1809 г.{215}