Раньше, когда говорили о Немецком клубе, спокойно отмечали, что он объединяет лиц из непривилегированных сословий. Такую констатацию привычного и общеизвестного мы находим в стихотворении «Тверской бульвар», опубликованном в 1831 г. в прибавлении к журналу «Молва» «Московский калейдоскоп». Незадолго до этого бульвар был восстановлен после наполеоновского нашествия, и автор стихотворения хотел показать, насколько разнообразна «бульварная» публика. В числе гуляющих он назвал А. С. Пушкина («сам певец с своей женой») и между прочим завсегдатаев двух московских клубов, лаконично указав, чем они и тем самым их клубы отличаются друг от друга:
О «вальяжных» членах Английского клуба Вигель, сам его член, высказался в другом месте, о чем будет сказано дальше. В указанном же памфлете от него досталось «простым». Он с раздражением писал об упрочении материального положения Немецкого клуба, в чем он видел непозволительную с его точки зрения экспансию «не наших», то есть не дворян, — мещан и ремесленников. Клуб, писал Вигель, «овладел большою частию великолепного здания нашего Благородного собрания и окуривает его. Летом помещается он в прекрасном воксале Петровского парка, так недавно служившего увеселительным местом для лучшего высшего нашего общества. Члены, новые владельцы, горделиво и презрительно смотрят на проходящих и проезжающих». Соответственно осуждались, в отличие от путеводителей 20-х и 30-х гг., «некоторые из наших», то есть дворяне, почитающие «за честь попасть в число членов сего общества торговых и ремесленных людей»{243}.
Факты, послужившие источником неудовольствия Вигеля, были не новы и вызывали еще раньше обеспокоенность у московских властей. В 1839 г. временный генерал-губернатор Москвы К. Г. Стааль ссылался на эти нежелательные факты, объясняя в записке, направленной в Министерство внутренних дел, почему создается Дворянский клуб (из дворян, не дождавшихся избрания в Английский клуб). «Необходимость общежития завлекает многих благородных людей в Купеческий и Немецкий клубы; но это соединение совершенно разнородных классов общества — дворян с последними ремесленниками, особенно в Немецком клубе, часто возрождает ссоры…»{244} С 1830 г. русские могли избираться действительными членами клуба, и уже к 1833 г. они составляли 45 % общего их числа, не имея лишь права избираться старшинами{245}.
Промышленная выставка в Московском Благородном собрании. 1843 г.
Стааль имел в виду прежде всего ссоры, вызываемые выходками молодых повес из числа посетителей-дворян. В Немецкий клуб они являлись, чтобы поиздеваться над немецкой публикой, нарушая чинный клубный порядок, особенно во время танцев. Таких любителей развлечений, преступавших «границы приличия и немецкого терпения», старшины обычно изгоняли, иногда даже выводили с музыкой (!){246}.
Одновременно с оформлением Дворянского клуба Стааль утвердил новый устав Немецкого клуба. Устав снова запретил избирать русских действительными членами клуба. Видимо, московские власти надеялись, что удастся таким образом изолировать немцев в их клубе и положить конец трениям. На деле этот пункт строго не соблюдался и даже временно был отменен внутренней инструкцией, так как руководители клуба были заинтересованы в привлечении состоятельных игроков из числа русских. Продолжало расти и число посетителей балов и маскарадов, устраиваемых клубом. Общее число посетителей клуба достигло к 1853 г. 62 тыс. в год, что превышало показатели других московских клубов: Дворянского — 50 тыс., Английского — 40 тыс. и Купеческого — 14 тыс. Ужинало в малом зале Благородного собрания до 4 тыс. человек, на устраиваемых клубом маскарадах под новый год и на масляной бывало до 9 тыс.
Из памфлета Вигеля видно, что принятые меры, а именно создание Дворянского клуба и изменение устава Немецкого клуба, не помогли. Иные дворяне продолжали не только посещать, но и вступать в недворянские клубы, не считаясь с тем, как к этому относились в «лучшем обществе». Загоскин тогда же, в 40-х гг., констатировал как парадоксальное явление тот факт, что в Немецком клубе большая часть членов уже не немцы, а русские, в Дворянском — многие из членов не дворяне, а в Купеческом — не все члены клуба купцы{247}. Правда, преобладающим составом членов и Дворянский, и Купеческий клубы свои названия оправдывали. Почти идеальным с точки зрения ревнителей сословной чистоты оставался в Москве действительно один Английский клуб.