А. И. Тургенев
В жизни все было сложнее: высокообразованные дворяне имелись и среди «довольных» (Ф. Ф. Вигель, М. Н. Загоскин, А. Я. Булгаков), а часть «недовольных», не причастных к делу 14 декабря, связывала надежды на постепенные перемены с личной государственной службой (А. С. Грибоедов, П. А. Вяземский, В. Ф. Одоевский). Последние, как справедливо отметил Н. Я. Эйдельман, следовали традиции отцов и дедов: мыслитель, художник, человек чести не считал пока еще постыдным получение чинов и должностей, служба воспринималась не как вынужденное самопожертвование, а как служение отечеству{262}.
Но если Грибоедов «ненавидел слово раб по духу времени и вкусу», и так понимал дух времени не он один, то дух клуба был определенно иным. Нет никаких данных, которые позволяли бы утверждать, что сознание входивших в клубное большинство было отягощено мыслью о несправедливости крепостного права и несоответствии его потребностям страны. Не поднималось это большинство и до уровня понимания проблемы самодержцами — Александром I или Николаем I и их ближайшим окружением. Бесконечно обсуждая в атмосфере секретности крестьянский вопрос, ни тот, ни другой так и не решились «прикоснуться к злу», что, по словам Николая I, сказанным в 1842 г., «теперь было бы делом еще более гибельным». Всезнающий А. Я. Булгаков в 1848 г. отметил, что «весьма кстати затушили у нас слухи о предполагаемой эмансипации крестьян» и что «мало было у нас охотников до оной…»{263}. Тревожные слухи возникали, правда, снова и снова, но в клубной среде охотников до эмансипации больше не становилось.
Не прибегали члены дворянских клубов и к тонким самооправдательным доводам типа тех, какие выдвигал уже после отмены крепостного права П. А. Вяземский, вразрез с прежними собственными высказываниями. Полемизируя с ненавистным ему «пошлым либерализмом» людей нового поколения, он уверял читателей: нужно-де благодарить помещиков за то, что они распространяли среди крепостных «кое-какую образованность», «изящные понятия и чувства», создавая из зависимых от них людей театры, хоры и оркестры, это был «живой пример… подлинно обязательного и дарового обучения», о котором «ныне много толкуют в Европе»{264}.
Никогда в клубе не было и быть не могло ничего подобного «клубу в клубе» — репетиловскому «секретнейшему союзу». В содержании интермедии с Репетиловым в «Горе от ума», надолго ставшей предметом споров исследователей{265}, историку важно различать два момента. Возможно, кое-кто не только в частных домах, но и в Английском клубе вел разговоры на модные в начале XIX в. темы (о камерах, то есть палатах депутатов, о суде присяжных и т. п.), хотя и не так шумно и почти карикатурно, как это выглядело у Репетилова, и, разумеется, не после 14 декабря. И второй момент. «Рассказ Репетилова о клобе» Пушкин в отклике на «Горе от ума» тотчас по прочтении комедии (в письме А. А. Бестужеву) отнес к чертам «истинно комического гения»{266}. «Секретнейший союз» не где-нибудь, а в стенах клуба, да еще с «тайными собраньями по четвергам» это, как видно из всего контекста сцены и из всего, что мы знаем о клубе, всецело плод фантазии Репетилова — само собой, по воле автора комедии.
Хорошо известна трактовка репетиловского эпизода комедии в капитальной монографии М. В. Нечкиной. С одной стороны, она указала, что Английский клуб никогда не имел прямого (?) отношения к движению декабристов. В то же время, подчеркивая свое несогласие с тем, что этот эпизод носит, как писали многие ее предшественники, аитидекабристский или скептический по отношению к декабристам характер, Нечкина признавала Репетилова пусть и изображенным с насмешкой и презрением, но все же реальным участником реальной тайной организации (Союза Благоденствия), проповедником, агитатором и т. д., правда, на пройденной уже ступени движения.
Очерк Гиляровского в книге Нечкиной нигде не фигурирует. Тем не менее, сходство с ним налицо: так же, как у Гиляровского, с одной стороны, недооценивается стихия комического, авторская интонация, а с другой, не принимается во внимание несовместимость тайной организации в любом виде с Английским клубом. Пусть даже организации не идеально конспиративной (этому моменту Нечкина придавала большое значение; Репетилов, возмущенно писала она, — «воплощенное издевательство над конспиративностью»).