А. И. Тургенев, подолгу живший за границей, проводил немало времени в парижских клубах и в лондонском клубе «Атенеум» за чтением газет, журналов, книжных новинок. Для русских друзей он был незаменимым информатором{307}. 8 декабря того же 1831 г. он записал в дневнике: «Вечер у Вяземского с Пушкиным. Разговор… об Англии, Франции, их авторах, их интеллектуальной жизни и пр.: и они моею жизнию на минуту оживились; но я вздохнул по себе, по себе в России, когда мог бы быть с братом!»{308} Хлопоты Александра Тургенева в Петербурге о пересмотре приговора брату Николаю остались безуспешными. Читая письма Александра о том, что тот видел и слышал в Москве, в том числе об Английском клубе, Н. И. Тургенев не мог не вспомнить «мрак» в петербургском клубе.
На чем же держалось в таком случае мнение об оппозиционности московского Английского клуба? Если проявлением оппозиционности считать словесные шпильки в адрес петербургских бюрократов, то они не подрывали «основ», хотя и отражали обычный антипетербургский настрой московского барства и быстро становились известными в Петербурге. Не всегда они исходили от москвичей. Пример подавали подчас другие сановники высокого ранга, приезжавшие из Петербурга. «Палаты» именно московского клуба они избирали для сведения личных счетов, в уверенности, что найдут здесь благодарную аудиторию, а их высказывания через «вестовщиков» клуба получат дальнейшее распространение.
Такой характер носили выпады приезжавшего в Москву князя А. С. Меншикова против назначенного в 1848 г. московским генерал-губернатором А. А. Закревского, которого Меншиков считал своим недругом (оба, кстати, были членами и петербургского Английского клуба). Узнав по приезде в Москву, что Закревский распорядился выпускать на улицу собак не иначе, как в намордниках, Меншиков тут же сообщил к удовольствию обедавших в клубе, что «встретил собаку Закревского без намордника». Другой раз он заявил: «Бедная Москва в осадном положении!», а когда эта фраза дошла до Николая I, тотчас «поправился»: дескать, передавший это государю граф П. Д. Киселев глуховат, было сказано не «в осадном», а «в досадном положении». Но и Меншикову после назначения в 1836 г. руководить морским ведомством пришлось стерпеть в клубе язвительное замечание Чаадаева: «Я думаю, вы никогда шлюпкой не управляли» (так оно и было в действительности), не слишком удачно ответив: «Не черти горшки обжигают»{309}.
Мы уже знаем, что опасения в Петербурге вызывало отношение дворянской Москвы к опальному Ермолову, ее «кумиру» и главе «русской партии». Что кумиром он был, сомнений не вызывает, как и демонстративный характер оказываемых ему в Москве знаков внимания. Но старшины Английского клуба проявляли осторожность, так что и в этом случае клуб особой оппозиционности не обнаружил. После своей отставки Ермолов иногда приезжал в Москву из Орла, в Москве он поселился в 1831 г., но почетным членом клуба его решились избрать только в 1842 г. Произошло это, во-первых, лишь когда стало известно о выраженном Ермоловым желании вступить в клуб. Во-вторых, Ермолов был уже избран почетным членом Английского клуба в Петербурге (там он стал восьмым по счету за всю историю клуба; Бенкендорфа избрали годом позже).
Для того, чтобы суждение о московской дворянской фронде 30–40-х гг. было более точным, сопоставим два оценочных высказывания на эту тему — Фрэнкленда и Вигеля, друг друга не знавших. В Москве, куда Фрэнкленд приехал из северной столицы с рекомендательным письмом к Пушкину от Е. М. Хитрово, он нашел, что здесь «существует вольность речи, мысли и действия, которой нет в Петербурге, что делает этот город приятным для англичанина, девиз которого должен быть — „гражданская и религиозная свобода повсюду на свете“». Здесь можно «сколько угодно критиковать двор, правительство и т. д., не слишком опасаясь вмешательства». Несколько лет спустя примерно так же сравнивал Москву и Петербург де Кюстин, также отдавая предпочтение Москве. Однако Фрэнкленд шел дальше: в Москве, писал он, складывается «ядро русской оппозиции», состоящее из «всех отставных, недовольных и уволенных чинов империи, гражданских и военных».