Тем более неожиданными оказались для Погодина последствия его выступления на обеде в честь Тучкова. Вскоре после этой речи, 5 февраля 1860 г. в Благородном собрании был устроен еще один торжественный обед, более многолюдный, по случаю прибытия в Москву победителя Шамиля князя А. И. Барятинского вместе с вызвавшими всеобщее любопытство почетными пленниками — самим имамом Шамилем и его сыновьями. Но Погодину выступить на этот раз не предложили. «Считают меня красным», — удрученно заметил он в дневнике, прилагая текст непроизнесенной речи{372}.
А. П. Ермолов. Рис. Н. А. Рамазанова. 50-е гг. XIX в.
До провозглашения реформы 1861 г. оставался один год. Но и после этого Погодину пришлось, как писал его биограф, «испытать неприятности даже в Английском клубе»: выслушать в клубе за обедом (не торжественным, обычным) «жаркую речь» сидевшего против него члена клуба о злонамеренных людях, сеющих своими статьями раздор между помещиками и крестьянами. Обвинение явно метило в Погодина. «Что же я такое, — недоумевал Погодин, — либерал, плантатор, консерватор или революционер?»{373}
Дворянское большинство Москвы действительно не желало улавливать оттенки. В разряд «либералов» и «красных» зачисляли в равной мере западников и славянофилов, радикалов и тех, кто неуклонно следовал формуле Уварова. Господствовало, подавляя все остальное, ощущение растущей угрозы имущественному положению дворянства и его положению в государстве. Под впечатлением этой угрозы даже самые осторожные речи, расходящиеся с привычными представлениями, вроде речи Погодина, воспринимались в Английском клубе как пропаганда «полного равенства ксех сословий, уничтожения привилегий, чинов, орденов и всяких отличий». Зато пользовались расположением большинства консерваторы, которые ораторствовали в «чернокнижной» комнате («говорильне») за библиотекой.
В другой центр, где концентрированно выражалось крепостническое общественное мнение Москвы, превратилось Благородное собрание. Благодаря тому, что собрание было местом, куда наряду с москвичами съезжались помещики из провинции, настроения, господствовавшие в Английском клубе, находили здесь более широкий отклик. По воспоминаниям Д. И. Никифорова, называвшего Благородное собрание конца 50-х — начала 60-х гг. «бурным», балов тогда не стало меньше, «несмотря на грядущую печальную будущность дворянства». Но заодно здесь «кипела ненависть против петербургского чиновничества», «громили петербургскую чиновничью клику», особенно Н. А. Милютина, не опасаясь задевать его покровителей — великую княгиню Елену Павловну и великого князя Константина Николаевича, причем то и дело вспоминали дарованную Екатериной II Жалованную грамоту дворянству. Собравшимся раздавали портреты одного из лидеров крепостнической оппозиции реформе Н. А. Безобразова с надписью «поборник прав, защитник прав дворянства»{374}.
Погодин не мог тогда знать о существовании «Списка подозрительных лиц в Москве» (этот документ, сочиненный под занавес правления Закревского, в начале 1859 г., и подписанный им накануне отставки, был опубликован Бартеневым четверть века спустя). Попал тогда в этот «черный список» и Погодин — «действительный статский советник, корреспондент Герцена, литератор, стремящийся к возмущению». Подобное с ним было лишь в начале его журналистской деятельности, тогда Булгарин, видя в Погодине конкурента, назвал его в доносе «журналистом с либеральным душком»{375}. В списке Закревского значились виднейшие славянофилы (братья К. С. и И. С. Аксаковы, А. С. Хомяков, А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин), не все, но некоторые из них числились членами Английского клуба. Были в списке и западники (Н. Х. Кетчер, М. Н. Катков, Е. И. Якушкин и другие), предприниматели — В. А. Кокорев и К. Т. Солдатенков, также причисленные к западникам, и только что избранный членом Английского клуба актер Малого театра Михаил Щепкин, о котором говорилось, что он «желает переворотов и на все готовый»{376}.
Содержание и фразеология подписанного Закревским секретного документа, составленного в традициях Третьего отделения, совпадали с инерцией настроений Английского клуба. Эти настроения почти не менялись, несмотря на смену монархов и генерал-губернаторов.