Аборигены клуба, вроде Никифорова, считали, что среди вновь принятых есть «лица, в прежнее время не мечтавшие и прогуливаться по залам в качестве гостей». Сократилась средняя продолжительность членства в клубе. В дни торжественных обедов, свидетельствует Гиляровский, клуб был полон и представал «в ярком блеске», но такие обеды устраивались все реже, субботние обеды «накрывались на десять-пятнадцать человек», а в читальню «входишь — обычно публики никакой»{422}.
У верных клубу членов сохранялось желание поддерживать ту «поразительную роскошь», которая всегда его отличала. Делать это становилось все труднее. По-видимому, финансовое положение клуба еще накануне реформ, в середине 50-х гг. XIX в., перестало быть устойчивым. С. А. Соболевский сообщал тогда М. П. Погодину: «Клуб в таком положении, что мы почтем себя счастливыми, если к концу года (к 1 апреля) сведем концы, не источая будущих доходов». Никифоров объяснял плачевное состояние клубных финансов уже в 50-е гг. «размашистыми, широкими натурами старшин и членов»{423}. В 1865 г. старшины доложили о значительном уменьшении доходов при увеличении расходов. Дефицит составил 7 тыс. руб., недобор по сравнению с предыдущим годом — свыше 20 тыс. А 22 февраля 1866 г. была запрещена как азартная игра в домино-лото, дававшая в бюджет клуба до 18 тыс. руб. дохода ежегодно. После этого решили оставить один общий обед по субботам и не круглый год, а с 1 ноября по 1 мая{424}.
В дальнейшем финансовые трудности становятся хроническими — по причине главным образом пореформенного «оскудения» дворянства. Сначала, вспоминал Д. Никифоров, «помещики проедали свои выкупные свидетельства, продавая их по 70 копеек за рубль, а кто успел их прожить, занимал деньги под залог имений по 18 и больше процентов»{425}. На дворянском съезде 1909 г. сообщалось, что в течение последних 20 лет дворянство теряло по 900 тыс. десятин земли ежегодно{426}. Этим в первую очередь объясняется расширение приема в «чопорное собрание» состоятельных лиц недворянского происхождения и социального положения — не с начала XX в. впервые, как утверждал Гиляровский, а значительно раньше, о чем говорят приведенные выше количественные данные.
Об отношениях между дворянством и купечеством в Москве 70-х гг. XIX в. князь В. М. Голицын, тогда гласный городской думы, писал, что для этих отношений были характерны «взаимное недоверие, неуверенность в себе, а то и некоторая зависть друг к другу и боязнь себя скомпрометировать фамильярным обращением с людьми другого сословия. Доходило до того, что многие чистосердечно сокрушались о том, что один видный купец попал в члены Английского клуба»{427}.
Возможно, этим первым или одним из первых видных представителей купечества, избранных членами клуба, был Иван Васильевич Щукин, купец 1-й гильдии, затем потомственный почетный гражданин и коммерции советник, отец десяти детей, в том числе нескольких знаменитейших московских коллекционеров. Позже стали членами клуба два из них, совладельцы торгового дома «И. В. Щукин с сыновьями». Петр Щукин так начинал свой рассказ об этом в своих воспоминаниях: «В 1882 г. я сделался членом Московского Английского клуба, где уже состояли членами мой отец и брат Николай, я стал бывать там на субботних обедах».
С. А. Соболевский. 1858 г.
П. И. Щукин. Начало 1990-х гг.
Гораздо позже, в 1905 г. П. И. Щукин получил дворянство вместе с чином действительного статского советника, то есть гражданского генерала, хотя никогда не состоял на государственной службе. Это была принятая тогда награда за заслуги перед обществом нечиновных лиц, в данном случае — за пожертвование Щукиным Историческому музею собранной им богатейшей коллекции вещей, документов, книг, картин (всего 23 тыс. предметов), а также построенного в 1892–1893 гг. для этой коллекции музейного здания на Малой Грузинской, в 1896 г. открытого для посетителей{428}.