Возможно, контактам П. И. Щукина с редактором «Русского архива» способствовало знакомство ранее с его сыном, моряком И. П. Бартеневым, участником кругосветного плавания на клипере «Наездник»; оказалось, что командир клипера капитан 1 ранга Калотерас — также член клуба. Идейного направления «Русского архива» Щукин в своих воспоминаниях не касался, оно давно уже было, как отмечали читатели, «катковско-муравьевским» и определялось в немалой степени активным сотрудничеством в журнале Иловайского, причем не только в качестве историка-публикатора, но и публициста. В библиотеке клуба имелись все многочисленные сочинения Иловайского, больше, чем каких-либо других историков, очевидно, сам он и снабжал библиотеку своими книгами. Об Иловайском как члене клуба Щукин написал лишь, что тот говорит и пишет ясно и толково (не сообщая, о чем именно), носит рыжий парик и отлично ездит на лошади, что обнаружилось во время экскурсии на Бородинское поле, организованной Военно-историческим обществом. Историки ставили Иловайского как профессионала невысоко; так, И. Е. Забелин называл его «мыльным пузырем», «ловким компилятором»{436}.
Не застал Щукин в Английском клубе убийцу Лермонтова Николая Мартынова, тот умер в 1875 г. Как можно понять из записи в дневнике А. С. Суворина (со слов князя А. И. Васильчикова, секунданта Лермонтова), остракизму в клубе Мартынов не подвергался — в отличие от петербургского Английского клуба, где некий Мартьянов прямо называл его убийцей. В связи с этим Мартынов просил Васильчикова, члена петербургского клуба, «заступиться» в обмен на оказанную услугу: Мартынов дал Васильчикову рекомендацию для посещения московского клуба{437}.
В 80-е гг. для начинающих крупных чиновников, таких, как В. М. Голицын (московский вице-губернатор с 1882 г.), могли представлять интерес рассказы высокопоставленных и высокообразованных чиновников в отставке. По словам Голицына, в застольных беседах можно было заслушаться «горячей, увлекательной и богатой содержанием» речью тульского и курского губернатора при Николае I В. А. Казадаева, который знал многих декабристов, в том числе в Сибири, куда его направляли с ревизией, Герцена, Бакунина, посещал за границей Гете. «Светлой личностью в полном смысле слова», был, по словам Голицына, и бывший астраханский губернатор А. П. Дегай — «художник в душе, истинный поклонник красоты». Воспитанный в традициях клубных приличий, он смущался оттого, что Москва может узнать, как в клубе чуть не подрались во время игры два действительных тайных советника{438}.
Артисты стали впервые избираться членами Английского клуба накануне великих реформ. Прорывом явилось принятие в 1857 г. в клуб М. С. Щепкина, в молодости крепостного крестьянина. В последующий период избрание выдающихся деятелей искусства так же, как представителей купечества, не обязательно означало, что они отдают предпочтение Английскому клубу. В 90-х гг. были избраны членами клуба А. И. Сумбатов-Южин (дворянин и князь) и М. П. Садовский, но тот и другой в гораздо большей степени были связаны с возникшим вскоре Литературно-художественным кружком.
Звание члена Английского клуба было и для них лишь почетным отличием, ни к чему не обязывающим, хотя в клубе они бывали и от игры не отказывались, о чем можно узнать, например, из писем и дневника Южина. 29 апреля 1894 г. он сообщал, например, жене: «…Я, конечно, поехал в клуб и выиграл 500 рублей на орехи. Но этот „честный труд“ продолжался до 10 часов утра. В Тверь — еле успел». И осенью того же года: «Сильно проигрываюсь…» И в 1907 г.: «…Играя в Английском клубе в одну из суббот, был вызван ночью к Теляковскому» (директору императорских театров){439}. Был Южин также членом московского Охотничьего клуба и избирался его старшиной. В 1912 г. членом Английского клуба избрали Л. В. Собинова, но и он был в то же время членом Литературно-художественного кружка.
В 60–70-х гг. XIX в. Английские клубы в Москве и Петербурге еще продолжали находиться в поле зрения писателей, имевших туда доступ и так или иначе оценивавших их общественную роль. Тех, кто проводил время в клубах, они изображали не только в разной манере, но и неодинаково по существу. Иначе и не могло быть, так как взгляды на судьбы дворянства в обновляющейся пореформенной России сильно уже различались. Конечно, произведения, в которых было что-либо сказано о клубах, отличались одно от другого и в смысле чисто художественном, иные из них прочно забыты, некоторые не вызвали интереса и при своем появлении. Так или иначе, но определенное влияние на отношение в обществе к старейшим клубам эти произведения оказали.