Выбрать главу
Члены мирно дремавшего клуба Разделились; пошла кутерьма: Крепостник, находя незаконной, Откровенно реформу бранил, А в ответ якобинец салонный Говорил, говорил, говорил. Сам себе с наслажденьем внимая, Формируя парламентский слог, Всем недугам родимого края Подводил он жестокий итог.

И язвительное изображение клубной «говорильни», и слова насчет «парламентского слога» отразили, помимо прочего, идеологическую эволюцию народнической интеллигенции, ее разочарование не только в российских реформах, но и в либерализме со всеми сопутствующими ему в Западной Европе институтами.

Результат же эпохи реформ для клуба (петербургского, но и московского) таков: «Много выбыло членов тогда, / А иные ходить перестали, / Остальных разделила вражда». Московскому клубу Некрасов посвятил отдельную главку «Москва. День субботний» с изображением «стариков объедал», которым «впятером четыреста лет». Заостренно сатирическими были характеристики националистов — «русофилов» (тех, кто «видели в немцах врагов»), и наезжавших из Москвы славянофилов «светского типа»:

В Петербурге шампанское с квасом Попивали из древних ковшей, А в Москве восхваляли с экстазом Допетровский порядок вещей, Но, живя за границей, владели Очень плохо родным языком, И понятья они не имели О славянском призванье своем{446}.

Отдельными штрихами представил старую московскую элиту Островский в комедии «На всякого мудреца довольно простоты». В самом начале пьесы он привел обозначение «говорильня», но в отношении не клуба, а Москвы. Завязкой интриги становится самоуверенное заявление главного героя комедии молодого авантюриста Егора Глумова, по собственному признанию, умного, злого и завистливого: «Чем в люди выходят? Не все делами, чаще разговором. Мы в Москве любим поговорить. И чтоб в этой обширной говорильне я не имел успеха! Не может быть».

Действие пьесы разворачивается в первое пореформенное десятилетие, когда прежние московские «тузы» еще не утратили полностью своего положения и влияния. Двое из них, Мамаев и Городулин, состоят членами клуба, скорей всего Английского. Мамаев, любитель всех поучать, сожалеющий, что прислуга теперь не обязана покорно выслушивать его наставления, говорит при встрече Городулину, что хотел дать ему «совет по клубному делу». Третьего из «тузов», генерала Крутицкого с его трактатом «О вреде реформ вообще» иные читатели и зрители ассоциировали с бывшим генерал-губернатором Закревским.

Глумов понимает, что «карьеру составляют и делают в Петербурге, а здесь только говорят», но чувствует себя способным и в Москве «добиться теплого места и богатой невесты». «Секрет успеха» он видит в том, чтобы «подделаться к тузам», не раздражать их, что бы они ни говорили, а напротив, «льстить грубо, беспардонно» и, действуя таким способом, обеспечить себе их доверие и покровительство. Эта тактика — вплоть до составления спича для Городулина, который он произнесет за обедом, как можно понять, в клубе, — приносит Глумову первые дивиденды. «Вы теперь будете иметь состояние. Я вас в клуб запишу», — говорит ему благодарный Городулин{447}.

В клубной библиотеке. Рис. A. И. Лебедева. 1880-е гг.

Нескольких типичных для 70-х гг. посетителей Английского клуба вывел А. Ф. Писемский в романе «Мещане» (1877 г.). В одной из глав романа его герои беседуют сначала в «обеденной зале», а затем в «говорильной комнате»; содержание беседы вначале мало чем отличается от дореформенных послеобеденных разговоров. Это все те же «о кашах пренья»: оцениваются достоинства «обедов здешнего клуба» в сравнении с петербургскими (в столичном Английском клубе) и парижскими, причем не в пользу московской кухни.

Первый из гурманов — фигура обычная для дворянских клубов, отставной генерал из Петербурга Трахов, живущий на средства жены. Но его собеседник, также находящийся в отставке полковник Янсутский, хотя и не снимает полковничьего мундира, поглощен занятиями, редкими пока еще в дворянской среде, — коммерческими аферами, представляя, таким образом, антипатичный автору романа мир капиталистического хищничества в пору российского первоначального накопления. Отсюда название романа: к мещанам Писемский причислял и дворян типа Янсутского, в соответствии с еще не вышедшим из употребления переводом на русский французского «буржуа».