Своего рода подведением итогов столетней истории клубов в России явился изданный в 1883 г. очерк правоведа А. Гордона. Специально последствия реформ 60–70-х гг. для сферы клубной жизни он не выделял. В очерке рассматривались уставы клубов и юридические казусы, имевшие касательство к клубам, в связи с этим автор вышел и на некоторые обобщения.
В целом положение с клубами его вполне устраивало, особых проблем он здесь не видел, в том числе затрагивавшихся в современной ему публицистике и беллетристике. Неизвестно, знаком ли был Гордон со студенческим дневником, который вел в начале XIX в. Степан Жихарев, но по сути дела и почти теми же словами он воспроизвел его характеристику московского Английского клуба («особый маленький мир»), развив ее применительно ко всем клубам. Клуб, писал он, — это «маленький, вполне организованный, самоуправляющийся мирок со своим законодательством, судебной, административной, полицейской властью», с правами и обязанностями членов.
В нормах, регулировавших жизнь клубов, автор очерка усматривал «поразительное сходство с правом, действовавшим в государстве»: устав клуба — это «автономный закон, действие которого распространяется на ту крошечную территорию, которая именуется клубом», где «сторонние лица» — все равно, что для государства иностранцы. Клубы вправе вносить в свои уставы изменения, правила, уже введенные издавна в жизнь клубов обычаем, с последующим утверждением новой редакции устава министром внутренних дел. Точно так же действует обычное право и судебная практика, а администрация может восполнять закон своими распоряжениями («обязательными постановлениями»).
Но тут же Гордон сообщал, что уставы двух петербургских клубов — Яхт-клуба в 1846 г. и Собрания сельских хозяев в 1863 г. — были высочайше утверждены, минуя Министерство внутренних дел. Ничего юридически ненормального не нашел он и в том, что С.-Петербургский Английский клуб — «старейший и весьма видный по общественному положению его членов» — до сих пор не имеет утвержденного министром устава, обходясь с момента основания так называемым Учреждением (последнюю редакцию, также никем не утвержденную, клуб принял в 1853 г.). Поскольку в клуб входят сами министры, правительству известно, что он реально существует, и этого достаточно, чтобы обладать правами юридического лица{482}. Упомянул Гордон и решение Петербургского окружного суда по иску владелицы арендованного клубом дома, суд признал представленный клубом экземпляр «Учреждения» законным{483}. Но очевидно, что главным аргументом для автора очерка (так же, как и для правительства) было высокое положение членов клуба.
Критическое замечание вызвало у Гордона лишь то обстоятельство, что уставы недостаточно прописывали тему благотворительности. В качестве примера, достойного подражания, он приводил пример Приказчичьего клуба в Петербурге, однако явно невпопад, так как это был в действительности не клуб, а общество взаимопомощи, «Санкт-Петербургское русское купеческое общество для взаимного вспоможения», учрежденное в 1862 г. (подобно другим обществам взаимопомощи, оно состояло из хозяев торговых заведений и их служащих). Развлечения, одобрительно отмечал Гордон, здесь лишь средство для покрытия расходов на всякого рода пособия, тогда как «в других клубах благотворительность — нечто случайное, неопределенное»{484}.
Призыв равняться на этот образец не был услышан. К тому же вывод Гордона относительно слабого развития клубной благотворительности был излишне категоричен. В поле его зрения не попали, например, два тождественных случая, показавшие, во-первых, что иные ситуации невозможно предугадать и отразить в уставах, и во-вторых, что общественным мнением по крайней мере в губернских городах благотворительность клубов, где собирались обеспеченные люди, считалась делом как бы само собой разумеющимся. В начале 60-х гг. Одесскому Благородному собранию подбросили девочку, она стала «воспитанницей» клуба, несмотря на возражения некоторых членов клуба (в том числе на страницах местной прессы), считавших неожиданные новые расходы обременительными. В Саратове в 1878 г. все повторилось: новорожденную девочку подбросили к подъезду коммерческого клуба, и точно так же общее собрание решило не отправлять подкидыша в полицию, но сделать «дочерью клуба», ассигновав средства на ее воспитание{485}.
И старые и новые клубы пока что, как правило, благотворительностью не пренебрегали, хотя размеры ее зависели от возможностей каждого клуба. Обычно значительные пожертвования вызывались одними и теми же событиями — войнами, неурожаями, другими народными бедствиями, находившимися в центре общественного внимания. Об участии клубов в кампании, развернутой по призыву московского Славянского комитета, уже говорилось.