В широком доме, раскинувшем флигеля по обе стороны подъездной дороги, все казалось готовым к отъезду. Мебель и портреты под кисеей — из того, что не собирались перевозить. Загораживающие дорогу кофры и сундуки на двухцветных квадратных плитках вестибюля. Служанки с метелочками, чистящие загогулины мраморной лестницы. Пара лакеев, сворачивающих на этой же лестнице ковер. Люди Галя рассредоточились по дому в поисках бургомистра, сопровождаемые возмущенными восклицаниями прислуги. А Лодовико уже сам сбегал по лестнице — чересчур быстро для его дородной туши, не в бархате и цепях, как обычно — там он медленно двигался, как галерник, выпячивая подбородок и живот, всем своим видом отбивая желание за чем-либо к себе обратиться. Король загородил бургомистру дорогу. Тот запнулся о ковер и едва не слетел с последних ступенек. Нервно заорал на лакеев, чтобы убирались.
— Вы куда-то собираетесь, мессир? — поинтересовался Галь сладко, прижимая шляпу к груди. Лодовико перевел затравленный взгляд с него на короля. Прокашлялся.
— Такая честь, ваше величество! А у меня тут не прибрано.
И процедил, не глядя на Светлана:
— У меня проблемы в поместьях, требующие моего неотлагательного присутствия. Городом займутся помощники. Тем более что турнир уже закончился.
— Еще неделя, — попенял Галь на его неосведомленность. — А я думал, вы сопровождаете дочь.
Бургомистр дернул отвисшей губой: думал он, как же! Но постарался сдержать гнев. И обратился прямо к Лелю:
— Не мне укорять ваше величество. Но совет принял решение. И девочка была просто не в себе. Просто разбита. Как и ее сердце.
Светлан хмыкнул. А Лель не стал его останавливать, уступив инициативу.
— А может, она не в себе была от неудавшейся попытки отравить послов?
Обвислые щеки бургомистра налились кирпичным колером.
— Как вы… что вы… себе позволяете?!!
Казалось, его сейчас хватит удар. Лодовико дернул упелянд на груди, завязки треснули, обрамляющие ворот самоцветы брызнули во все стороны. Толстяк уселся на ступеньку с видом оскорбленного до глубины души бульдога, пойманного в кухне на горячем.
— Свечи, мой милый, — наклонясь к туше, прошептал в самое оттопыренное волосатое ухо Галь. — Свечи с золотым ободком.
— Они были запасены к свадьбе! Они… усиливают… э-э… В комнаты послов они попали по ошибке. И вообще, спросите со службы. Моя Ветлочка ни при чем!
— Ваша милая Ветлочка, — сказал Лель со сладким выражением и улыбкой, играющей на губах, — сбежала сегодня ночью с государственным преступником. — Сейчас люди Светлана обыщут ваш особняк. А вам, мэтр Лодовико, придется повременить с отъездом. Или, может быть, вы сразу признаетесь, где они? Тогда, — он небрежно пожал плечом, — вы сможете избежать позора обыска и ареста. Просто освободите должность для новых выборов и уедете в провинцию — как и собирались.
— Ну, знаете ли! — буркнул Лодовико и тяжело задышал, будто не сидел на ступеньках, а взбегал по ним.
Слуг согнали в вестибюль и приступили к обыску. Лель не сомневался, что в особняки ни Янтаря, ни Ветлы нет. Но уж больно хотелось досадить почтенному бургомистру за все то, что он сделал.
И вздрогнул от шепота Галя:
— Боишься идти к ней?
Признался:
— Да, боюсь. Не представляю, как рассказать Эрили, что он сбежал.
От тяжелого разговора отвлек Светлана один из подчиненных, что-то прошептав на ухо и сунув в руку стопку писем. Галь отошел к оконной амбразуре, отодвинул занавеску тяжелого бархата, пару раз чихнул от пыли, нацепил на красноватый с прожилками нос очки и углубился в текст. Поднес к глазам и внимательно разглядел печати.
— Что у тебя? — подошел, насладившись этой церемонией, Лель.
— Кое-что интересное. Переписка нашего мэтра Лодовико с Бин-Норским монархом. Вернее, ее часть, монархом собственноручно начертанная. Но все равно… прелюбопытнейшая, — глаза Светлана маслились, как у кота, сумевшего поймать и когтистой лапой придержать за хвост особенно крупную мышь. И сейчас эта мышь юркала туда-сюда, пытаясь вырваться, а кот плавно сжимал когти. — Ваш августейший брат дозволил своему адресату пожертвовать каждым вплоть до собственного его посла, чтобы развязать войну. Ну, тут уверения в почтении и предложение размера награды, — он небрежно шевельнул стопкой писем, бумаги зашуршали. — И о свечах есть кое-что. А еще домес Бин-Норский интересуется, как далеко зашла в своих амбициях мона Ветла. И если дело все же движется к свадьбе, клянется жениться на прекрасной вдове.