— Где топор? Лапника нарублю. Эриль?
Женщина сидела на коленях, все так же отвернувшись, заслонив ладонями лицо. Ее трясло, громко клацали зубы. Лекарь на миг притянул ее к себе, обнимая закаменевшие плечи.
— Ну, тише. Сама ведь знаешь, бывают в жизни совпадения, что никаким сказкам не снились. Вот если бы предстоятель Кораблей полз к нам на коленках по болоту с воплем: «Дым, прости!» — вот тогда бы я не поверил.
Эриль хихикнула и вытерла тылом ладоней мокрые глаза.
— Погоди, я сейчас.
Дым взял топор и ушел, пошатываясь. Несколько раз он возвращался, прижимая к животу колючие зеленые охапки лапника, так что запах смолы и хвои почти перебил вонь от логова. Лекарь устроил раненому постель, перенес его, укрыл плащами. Присел на корточки рядом с топориком, воткнутым в землю.
— А все-таки смердит.
— Зверье отгонит.
— И то верно.
Чуть погодя Дым притащил дров, разжег костер и повесил надо огнем котелок, чтобы сварить остатки курицы.
— А все-таки ты молодец, — улыбнулся Эрили, — не кидалась ему на грудь, норовя сломать ребра.
Женщина дернула худым плечом в домотканой рубахе — куртку она свернула и сунула Янтарю под голову.
— Нет, правда, — лекарь одобряюще похлопал ее по руке, оставив на ткани следы копоти. — Ты как сама? Устала? А то гоняю тебя почем зря и не спросил даже.
Она, обтирая оборотню губы влажной тряпицей, коротко отозвалась:
— Нет.
— Мы вот все просили от тебя чего-то… всегда. И редко задумывались, а может, нужно помочь тебе самой?
— Не сейчас.
Дым сердито помешал ложкой варево.
— Старею. Болтаю много.
— Ничего.
Раненый пошевелился. Распахнул невидящие глаза.
— Э-риль… Я искал тебя. Меня сняли стрелой, на стене…
— Все хорошо. Я здесь, — Эриль, наклонившись, отвела с его лба спутанные волосы. Покраснела, поймав нежный, щенячье-доверчивый взгляд, что было видно даже через грязь на ее лице.
— Я сразу превратился, а назад… уже не мог, — он опустил веки, пригашая в глазах сияние расплавленного янтаря.
Дым снял котелок с огня и отставил.
— Напою, как остынет. А пока лежи, не болтай. Везет же некоторым, — он огладил колкую щетину на щеках и подбородке. — Превратился: и чистенький, и бриться не надо.
— Оставь его в покое, — сказала женщина резко.
— А я чего? Я, можно сказать, ему жизнь спас.
— Спасибо, — отозвался оборотень с хриплой насмешкой.
— Ты лежи, лежи… Вот думал же я, что мы тут застрянем, но вот насколько?
— Вот язва! — Эриль взглянула на небо. — Дождя не будет…
— А в лесу не выживет только ленивый или дурак, — насмешливо завершил за нее Дым и попробовал юшку с курицей. Пошипел, обжегшись. — Ты мне это уже говорила. Одно интересно: и кто тогда я? Одни лекарственные травы знаю, и то не все, потому как чаще покупаю у аптекаря. Впрочем… — он взял вынутый из раны серебряный наконечник, обтер и бережливо спрятал на дно сумки, — стрелу я вынул. Так что теперь заживет, как на собаке.
Янтарь скрипнул зубами. Эриль отошла и стала рвать листья малины, чтобы заварить из них чай.
— Да, шутка вышла неудачной… — и лекарь возвысил голос: — И долго будешь молчать, а, спасительница? Хоть бы узнать, чего с тобой было. И чего еще нам от того ждать.
— Не знаю, — выронив листья, Эриль посмотрела на перебинтованные запястья. — Возможно, меня просто отправили собрать вас, чтобы проще было убить всех разом.
Дым громко фыркнул:
— Надо же… Умеешь ты вселить бодрость в человека!
Глава 4
Эриль сбросила наземь сумки и заготовки мечей и рухнула на скамью, привалившись к стене кузни спиной. Пригревало солнце, мир дышал зноем, пчелы вились у дырочек в бревнах, и никуда больше не хотелось идти. И плевать, что грязная. Разве что вот, пить хочется. Женщина прикрыла глаза, подставляя лицо лучам. Оборотень, выпустив плечо лекаря, на котором практически провисел полдороги, тяжело опустился рядом, прикрыл ладонь Эрили своею и тоже замер. Неугомонный Дым же, отдышавшись, стал стучать в ворота кузницы подвешенной на веревке подковой. Поскольку никто не вышел, он потянул створку на себя и громко окликнул хозяина.
Кузнец вышел, поигрывая молотом, красуясь напоказ. Но Эриль, разнежась под солнышком, даже глаз не раскрыла.
— А я уж думал, порвал он вас там, — обиженно сказал здоровила.