Название нашего городка, насчитывающего всего две с половиной тысячи жителей, нечасто попадало на первые полосы, так что я поспешила прочесть статью. В ней говорилось, что скелет был найден на выезде из города, в поле, где собирались строить социальное жилье. По словам журналиста, экскаватор извлек на свет Божий «лоскуты грязно-серой одежды» и военный жетон, «совершенно проржавевший и наполовину сломанный, дающий основания полагать, что эти останки принадлежат немецкому солдату времен Второй мировой войны».
– Чем ты тут занимаешься?
Поглощенная чтением, я вздрогнула и резко обернулась.
– Лулу! Ты уже спустился?
– Я тебя звал два раза, но ты не отвечала. Уж решил, что ты ушла.
– Прости, не слышала. Все хорошо?
– Да, просто чемодан никак не закрывался. Но все уже в порядке, я справился.
– Ясно. Слушай, а что здесь делают эти коробки? Я думала, все это хранится на чердаке.
Дедушка почесал макушку.
– Да нет, все лежало по комнатам. Отдам-ка я это в благотворительный фонд, а то только место занимает, – добавил он, отводя взгляд. – Ну что, идем?
Я понимала, как ему, должно быть, тяжело избавляться от этих частичек прошлого. Каждый предмет одежды, каждая пластинка, каждая вещь, которую он решил отдать, будили в нем воспоминания о счастливых днях, когда жена была жива, а дочь еще разговаривала с ним. Его обморок, похоже, был неслучаен.
Я свернула газету, которую все еще держала в руках, и протянула ему.
– Вот, держи, я нашла ее на коробках.
– А, да, спасибо. Видимо, я забыл ее здесь со всем этим утренним переполохом.
Чувствовал он себя явно не в своей тарелке.
– Ничего страшного, не переживай. Видел статью про найденный скелет? Подумать только!
– Да, пробежал глазами.
– Интересно, удастся ли опознать этого солдата. Больше семидесяти лет прошло, обалдеть!
– Да они и морочиться не будут с поисками. Личный номер не разобрать, судя по статье.
– Жаль, у этого человека наверняка была семья… Его потомки вправе знать, что с ним случилось, разве нет?
Дедушка пренебрежительно пожал плечами.
– Это всего лишь бош[4], – пробормотал он. – Таких, как он, было пруд пруди.
Его голос звучал сухо, и я почувствовала, что дед раздражен. Мне следовало помнить, что Лулу не желает иметь ничего общего с тем, что связано с его детством. Запретная тема, которой он никогда не касался. В тех редких случаях, когда она всплывала в разговоре, в его взгляде мелькала тень, и я понимала, что лучше обсудить что-то другое. Бабушка как-то обмолвилась, что он потерял близких во время войны и его это до сих пор мучает. И все. Никто так и не удосужился посвятить меня в детали, а спрашивать я не решалась. Может, это и пробудило во мне интерес к прошлому. Желание собрать воедино фрагменты собственной истории, пролить свет на ее тайны. Романы, которые я перевожу, в основном исторические, и их действие часто происходит в первой половине двадцатого века. Это не совпадение.
– Ну что, поехали? – поторопил меня он. – Мне бы хотелось немного отдохнуть.
– Конечно, идем. – Я взяла его чемодан и отнесла в машину, пока он запирал дверь.
Прежде чем сесть в мой «Фольксваген-жук» цвета синий металлик, Лулу взял меня за руку.
– Знаешь, я ворчу, но на самом деле мне в радость перебраться к тебе.
– Разумеется, я знаю, – улыбнулась я.
– У тебя золотое сердце, Лиза. Это семейное.
Моя улыбка дрогнула.
– Мы тебя будем всячески ублажать, вот увидишь.
– Даже не сомневаюсь.
Я уселась за руль, чувствуя себя отвратительной лгуньей, недостойной того слепого доверия, которое он мне оказывает. Ну почему я ему все не рассказала, ведь хватило бы трех-четырех правильно подобранных слов? Я оказалась не в силах произнести их. Я боялась, что он расстроится или рассердится, узнав, что моя мать – его дочь, с которой он уже много лет в ссоре, – наконец возвращается в лоно семьи и тоже собирается побыть у меня.
4
Бош (фр. boche) – презрительное наименование немцев во Франции, появившееся в эпоху Франко-прусской войны 1870–1871 годов и возвращавшееся в обиход во времена последующих франко-германских военных конфликтов. –