— …Бдительный пионервожатый Артэка, вовремя сигнализировавший о писательнице с «классово-чуждым духом», дабы обезопасить себя от литературной конкурентки?..
— …Следовательница, НКВД сфабриковавшая «дело» и заставлявшая подписывать то, чего не говорилось, или говорилось совсем не так?..
— …Молоденькая студентка, моя родственница и подруга, «вспомнившая» то, чего на самом деле не было?..
— …Безупречно честный друг — коммунист, не посмевший сказать «ручаюсь», дабы не нарушить правила «великой» партии?..
— …Я сама, подписавшая лживый, из пальца высосанный протокол и потянувшая в пропасть двоюродного брата?..
— …Заранее всё предрешившие судьи, всерьез игравшие комедию суда?..
— …Или, наконец, «Великий Кормчий» до смерти запугавший огромную страну и превративший людей в бессловесных рабов режима?..
А может быть, просто само время, заставлявшее людей быть Нелюдьми?..
И Время ответит: — «Все!».
Ибо Время было — «сатанинское».
Конец книги первой
Книга вторая
«На островах ГУЛАГА»
От издателя
Эта вторая книга из трилогии «И время ответит», в которой моя мать — детская писательница и журналист рассказывает о жизни в лагерях ГУЛАГА., Будучи осуждённой на 8 лет, за глупо произнесённую в шутку фразу она провела в советских тюрьмах, лагерях и ссылках почти 20 лет — с 1935 по 1954 годы в разгар сталинского террора, развязанного им против своего народа, Почти вся молодость и зрелая жизнь её (с 28 до 47 лет) прошла в очень разных по условиям быта и строгости режима лагерях, пересыльных тюрьмах и местам ссыльного поселения.
Самым тяжёлым периодом её лагерной эпопеи была её жизнь на «Водоразделе» — так называлась группа штрафных лагерей усиленного режима, расположенная в районе верхнего участка Беломорско-Балтийского канала на севере Карелии.
Эти лагеря были предназначены для массового уничтожения неугодных властям заключённых «естественным» путём — сочетанием голода и изнурительного труда. С 1937-го по 1941-й годы там погибли тысячи и тысячи ни в чём не повинных людей.
Маме удалось пережить «Водораздел» только благодаря отчаянному побегу в тайгу и последовавшему переводу в центральный изолятор Белбалтлага после её четырех дней блужданий в лесах и последующей поимки.
Основной лейтмотив этой книги — человек сохраняет свою человеческую душу несмотря ни на что, и даже в лагерях старается жить, а не только существовать, поддерживать отношения с другими заключёнными и даже находить радость в каких-то моментах жизни, пока у него остаются для этого хоть какие-то силы.
В книге много личного — о завязывавшейся в лагерях глубокой дружбе и привязанности, казалось бы, таких разных людей; о самоотверженной любви до конца, наперекор всему; о встречах с интересными и просто хорошими людьми.
Много места в воспоминаниях отведено «крепостному» ГУЛАГовскому театру в Медвежьегорске и самодеятельной театральной «труппе» в Кемьском лагере, а также теме великой привлекательности искусства для казалось бы далеких от него людей, живущих в тяжелейших лагерных условиях.
Рассказывается в книге и о жизни заключённых на лесоповале в зимней тайге, где неприспособленные к таким условиям люди из «освобождённых» стран Восточной Европы замерзали в лесу целыми бригадами.
Заканчивается книга большой главой о жизни заключённого медперсонала в центральной больнице Соликамских лагерей.
С. Лесней
Глава I
Прелюдия
Нас выстроили по команде с вещами по четыре в ряд под сводами «вокзала» Бутырской тюрьмы, и двери величиной в целую стену бесшумно раздвинулись перед нами.
— Вперёд… шагом… аррш! — скомандовал начальник конвоя, и мы нестройно, спотыкаясь от волнения, волоча за собой свои рюкзаки и сумки, вышли за тюремную стену…
Пиндуши
Когда я сидела в Бутырской пересылке, мне, как и многим другим, казалось, что в лагере можно будет что-то доказать, кого-то переубедить, заставить понять себя; не только словами, но и всеми своими личными качествами, убедить, что меня ошибочно сочли преступником, что это не так, что это чуждо моей сущности.