Я уставился на сияющее лицо миссис Уэстби.
- Как?.. Что?..
Веселые искры в глазах и улыбка во весь рот придавали ей особое очарование.
- Видите, мистер Хэрриот? Ему лучше! Лучше!
Сон с меня как рукой сняло.
- А я... Вы привели его снять жестянку?
- Да, да, пожалуйста!
Я даже крякнул, поднимая Бренди на стол. Он стал тяжелее, чем был до болезни. Нужные щипцы я схватил, почти не глядя, и принялся отгибать зазубренные края наружу. По-видимому, к томатному супу он питал особую слабость - во всяком случае, сидела жестянка очень плотно, и мне пришлось с ней повозиться довольно долго. Но вот Бренди освободился, и я еле успел увернуться от его слюнявых поцелуев.
- Опять навещает мусорные баки, как я погляжу!
- Да. Чуть не каждый день. Несколько жестянок я сумела сама с него снять. И с горки опять катается! - Она блаженно засмеялась.
Я вытащил из кармана стетоскоп и прослушал его легкие. Коегде легкие хрипы, но шарманка умолкла.
Присев на край стола, я оглядывал могучего пса и не мог до конца поверить в свершившееся чудо. К нему вернулась вся прежняя жизнерадостность, пасть расползалась в задорной усмешке, а в окно вливались солнечные лучи, золотя и без того золотую шерсть.
- Но почему, мистер Хэрриот? - спросила миссис Уэстби. Что произошло? Отчего ему стало лучше?
- Vis medicatrix naturae, - ответил я с благоговением.
- Простите?
- Целительная сила природы. Никакой ветеринар не может с ней соперничать, если уж она вступает в действие.
- Ах, так. И предсказать заранее вы не можете?
- Нет.
Мы помолчали, поглаживая Брэнди по голове, ушам и спине.
- Да, кстати, - заговорил я, - интерес к синим джинсам тоже вернулся?
- Еще как! Они сейчас ждут в стиральной машине. Выпачканы в глине сверху донизу. Такое счастье!
35
10 августа 1963 года
Не успел я смежить вежды в гостинице над Босфором, как меня разбудил коридорный. Сквозь оконце на уровне тротуара прямо мне в глаза били солнечные лучи.
После завтрака тот же мини-автобус промчал нас по берегу пролива и через город, так что мне удалось еще раз мельком взглянуть на его чудеса. А я-то надеялся посвятить долгие часы неторопливому знакомству с такими жемчужинами Стамбула, как Святая София, Голубая мечеть, и еще многими-многими... Но, быть может, в другой раз.
В аэропорту царила обычная суета. Один за другим взлетали самолеты и тонули в голубой небесной дали, но наш "Геракл" стоял в одиночестве, огромный, видавший виды, с закопченным крылом, с бесполезным мотором. Мне почудилось в нем что-то зловещее. Однако Эд, Дейв и Карл направились к нему, сунув руки в карманы и весело насвистывая.
Я бросился в кассу английской авиалинии, увидел за столом молодого румяного англичанина в знакомой форме, и у меня гора с плеч свалилась.
- Чем могу служить, сэр? - осведомился он с любезной улыбкой.
Я взмахнул чековой книжкой
- Мне нужны три билета до Лондона. Если можно, на ближайший рейс.
- Вы хотите оплатить чеком?
- Да, пожалуйста.
- Извините, но чеков частных лиц мы не принимаем.
- Как?!
- Мне очень жаль, ио таковы правила. - Он все еще любезно улыбался.
- Но... мы в безвыходном положении! - И я коротко обрисовал ему ситуацию.
Он сочувственно покивал.
- Я был бы рад помочь, но не имею права.
Он остался тверд, несмотря на все мои уговоры. Когда он на минуту отлучился, я обратился к другому кассиру, но получил тот же ответ.
Я уныло побрел к моим друзьям в зал ожидания. Они разговаривали с капитаном и дурную новость приняли на удивление спокойно, а если и подумали, что я абсолютная бестолочь, то сумели прекрасно замаскировать свои чувства.
Мы все посмотрели на капитана.
- На вашем месте, - сказал он, - я бы обратился к английскому консулу.
- Вы когда нибудь имели дело с консулами? - спросил я у фермеров.
Оба помотали головой.
- Ну и я нет. И не представляю себе, как в консульстве отнесутся к нашим затруднениям. Обязательно ли нас отправят домой?
- Ну, конечно! Капитан ободряюще мне улыбнулся Я практически уверен, что все будет улажено.
- Практически, но не абсолютно?
Капитан погладил бороду.
- Видите ли, мистер Хэрриот, я, как и вы, сам никогда с консулами дела не имел.
- Когда вы вылетаете?
- Через полчаса.
Я с дрожью представил себе, как мы трое возвращаемся в аэропорт, бесславно изгнанные из консульства, без гроша в кармане, а "Геракла" давно и след простыл.
- Послушайте, капитан, - сказал я умоляюще, - вы ведь единственная наша связь с родиной. А из Копенгагена вы могли бы отправить нас в Лондон?
Он внимательно посмотрел на меня.
- Ну, разумеется. Там ведь наша центральная контора. Но стоит ли вам так рисковать?
- А, пустяки! Как по-вашему, ребята?
Оба энергично закивали.
- Летим, - сказал Джо. - Меня дела дома ждут.
- Но вы отдаете себе отчет, что опасность довольно велика?
- Уж вы-то нас туда доставите, капитан, - ухмыльнулся Джо. - Тут и думать нечего.
Он выразил вслух мои собственные мысли. Капитан Берч внушал доверие.
- Ну, хорошо, раз уж вы так решили. Но, боюсь, вам придется подписать документ, который я оставлю здесь, в Стамбуле. Сейчас я его составлю. Как я вам уже объяснил, самолет находится в аварийном состоянии. Ваша подпись подтвердит, что вы об этом знали и, следовательно, отказалась от права на какую бы то ни было компенсацию, если произойдет худшее. - Он еще раз обвел нас внимательным взглядом. - Подчеркиваю, если вы сегодня погибнете, ваши близкие не получат ничего, даже страховки.
Мне кажется, мы все поперхнулись, и наступило длительное молчание. Прервал его против обыкновения Ноэль, повторив слова своего друга:
- А вы нас туда доставите, капитан!
Теперь задним числом я понимаю, что вели мы себя, как кретины. Ведь опасность-то была вовсе не воображаемой.
И капитан дал нам здравый совет. Лучше бы мы обратились к английскому консулу! Сколько раз за последние десятилетия читал я в газетах, как консул благополучно отправлял домой футбольных болельщиков, которые, напившись после игры с радости или горя, опаздывали на зафрахтованный самолет. А ведь мы оказались в нашем безвыходном положении не по своей вине! Да, мы сваляли порядочного дурака, особенно я. Оправдание у меня есть только одно: мы все трое были замучены вереницей мелких неудач, провели ночь почти без сна и утратили способность ясно соображать. Перед нами была соломинка, пусть гнилая, и мы за нее уцепились.