Лайонел повел меня в дальний конец двора и угрюмо указал на последний загон.
- Они там.
Я перегнулся через перегородку и меня обдала волна ледяного отчаяния. Десяток четырехмесячных поросят - и практически у всех одинаковые роковые симптомы.
Все худые, словно бы облеэлые, уши снаружи багровые, походка шаткая, а по обвисшим хвостикам стекает жидкая струйка поноса. Я измерил температуру у трех-четырех. Около сорока одного градуса!
Классическая картина, прямо-таки из учебника, но Лайонелу я ничего не сказал. Собственно говоря, это запрещалось правилами: сначала мне предписывалось проделать сложнейший ритуал.
- Откуда они у вас?
- В Хавертоне купил, на рынке. Упитанные все были, бойкие, как на подбор. - Он подтолкнул носком резинового сапога трупик в углу - Один вот уже сдох..
- Да... Лайонел, я должен его вскрыть, посмотреть, что там у него внутри. - Голос у меня стал устало-надтреснутым, опять мне предстояло мучительно вертеться на бессмысленной карусели. - Только схожу к машине за ножом.
Вернувшись со специальным скальпелем, я перевернул мертвого поросенка на спину и вскрыл брюшную полость. Сколько раз я уже проделывал это в таком же напряжении?
Руководства рекомендуют начинать поиски от места перехода подвздошной кишки в слепую. Но, вскрывая кишку, соскребая слизь с ее стенок, я не находил ничего, кроме кровоизлияний и небольших некротических пятен, темно-красных или желтоватых.
Иногда неопровержимые доказательства обнаруживаются только в прямой кишке, и я все резал и резал ножницами петлю за петлей, но без особых результатов.
Ну, вот опять! Я не сомневался, что поросенок погиб от чумы, но сказать об этом фермеру не имел права: прерогатива заключительного диагноза принадлежала министерству, и я обязан был ждать подтверждения оттуда.
В почках и мочевом пузыре тоже были кровоизлияния, но нигде ни единой типичной язвы.
Я откинулся, не вставая с корточек.
- Мне очень жаль, Лайонел, но я обязан сообщить об этом, как о возможном случае чумы.
- Эх, черт, скверная штука, верно?
- Да... очень. Но пока министерство это не подтвердит, нам остается только ждать. Я возьму материал для анализа и отправлю в Суррей, в лабораторию.
- И подлечить их вы не можете?
- Боюсь, что нет. Болезнь вирусная. И лечения от нее не существует.
- Ну, а остальные-то как? Она прилипчивая?
До чего мне не хотелось отвечать! Но умалять опасность не имело смысла.
- Да, и очень. Вам нужно будет принять все меры предосторожности. Перед загоном поставьте ящик с дезинфицирующим средством и, выходя оттуда, непременно наступайте в него. Но лучше будет воду и корм давать им снаружи - обязательно после всех остальных, а к ним не входить вовсе.
- Что, если и другие перезаразилнсь? Сколько их подохнет?
Еше один страшный вопрос. Справочники указывают на смертность от 80 до 100 %, но мой собственный опыт, говорил - все, сколько есть.
Я глубоко вздохнул.
- Лайонел, выздоравливают они очень редко.
Он медленно обвел взглядом новые бетонные загоны, поросят, сосущих матерей, привольно бродящих по двору боровков. Я почувствовал, что должен сказать хоть что-то.
- Впрочем, может быть, я и ошибся. Подождем ответа из лаборатории. А пока давайте им вот эти порошки. Подмешивайте в корм или растворите и вливайте.
Я уложил петли кишки в багажник, потом обошел свинарник. записывая его обитателей по категориям. Ибо меня поджидало еще одно тяжкое испытание - предстояло заполнить анкеты. Анкеты - мой вечный крест, чумная же анкета являла собой жуткое розовое полотнище с тесными строчками вопросов с обеих сторон - общее число маток, хряков, молочных поросят, боровков. И да смилуется небо над тем, кто напутает в счете!
Дома я весь вечер мучился над розовым ужасом, а потом занялся совсем уж кошмарным делом - упаковкой кишки для отправки на анализ. Министерство снабжало нас на этот случай особой тарой. На первый взгляд она состояла из куска волнистого картона, нескольких кусков пергамента, моточков мохнатой веревочки и листа оберточной бумаги. Однако, приглядевшись повнимательней, вы обнаруживали, что картон складывается в небольшую квадратную коробку. Инструкция категорически требовала уложить кусок кишки длиной в три фута во всю длину на пергамент, затем завернуть края пергамента внутрь и обмотать веревочкой.
Однако тут была одна загвоздка. К упаковке прилагались две черно-красные карточки с надписью: "Материал для анализа. Срочно!", а под ней - пунктиры для адреса фермы, где обнаружена болезнь, и еще много для чего. По краям обеих карточек имелись отверстия, через которые предлагалось продернуть концы веревочки, обвивавшей кишку, и только после этого закрыть коробку. Вторая карточка прикреплялась снаружи.
Я добросовестно произвел все требуемые операции, в заключение продел веревочку сквозь дырки в наружной карточке, обернул коробку в бумагу, завязал ее, и почувствовал, что у меня не осталось никаких сил. Подобные процедуры всегда выматывали меня куда больше самого сложного отела.
И вот тут-то, глядя остекленевшими глазами на два конверта, адресованные в министерство и в его филиал, - а также на готовую к отправке картонку, я обнаружил, что первая карточка безмятежно покоится на столе.
- Сто тысяч чертей! - взвыл я не своим голосом. - Всякий раз так! Всякий раз я про нее забываю!
Хелен, видимо, решила, что со мной припадок - во всяком случае, она опрометью вбежала в аптеку, где я готовил посылку.
- Что с тобой? - испуганно спросила она.
Я виновато повесил голову.
- Извини, пожалуйста. Опять эта чертова чума свиней.
- Только успокойся, Джим! - Она посмотрела на меня с некоторым сомнением. - И если можно, не кричи так, детей разбудишь.