Утверждение о Божьей каре, посланной большевикам в наказание за все их грехи, не сводилось лишь к переселению евреев, поскольку бедствие в целом значительно усилило влияние религиозных организаций и их руководителей – что, несомненно, весьма тревожило компартию, старательно выжигавшую крестьянские религиозные верования и насаждавшую взамен атеистические ценности научного марксизма [Stites 1991: 302]. Советские чиновники были обеспокоены конкуренцией со стороны как православных, так и мусульманских религиозных деятелей; священники и прочие «антисоветские личности» распространяли всевозможные слухи о конце света, об уходе полуострова под воду и об извержениях вулканов. Православные женщины испрашивали разрешения провести крестный ход, а в общинах крымских татар мужчины собирали средства на организацию масштабных намазов и жертвоприношений; схожий феномен будет потом иметь место и после землетрясения в Ташкенте в 1966 году [Саидбаев 1978: 189]. Татарские женщины читали вслух суры Корана[93]. Некий инженер вызвался за шестьсот рублей подлатать обветшавшую мечеть для местной общины, если, конечно, партия не станет возражать; а партия стала, поскольку инженер выступал против большевистского курса, согласно которому мечеть следовало попросту снести[94].
Распространение слухов служило весьма тревожным сигналом, но их источником было не только воображение религиозных мыслителей. Чрезвычайно популярная идея о провале полуострова в Черное море обрела массу сторонников именно потому, что о подобной возможности на страницах «Правды» высказывались маститые ученые. И несмотря на то, что катастрофа моделировалась сугубо гипотетически, в масштабах геологического времени (порядка ста тысяч лет), известие о ней вызвало в народе настоящую волну паники[95]. Прилагалась масса усилий, чтобы развеять слухи, однако вредоносная идея, согласно официальным отчетам, пустила слишком глубокие корни. Даже обещания, что «большевики штурмом возьмут любую крепость», не возымели никакого эффекта[96].
Популярность данного слуха понять довольно трудно, поскольку источники не объясняют, во что верили те или иные люди. Может, он распространился благодаря авторитету науки, от имени которой сообщалась эта гипотеза? А может, этому поспособствовал социальный статус и авторитет конкретного человека, выступавшего по данному вопросу? Может статься, что слух обрел подобный размах, поскольку информация была опубликована в важнейшей в стране газете? Что касается первых двух предположений, судя по всему, идея вскоре вовсе отделилась от каких-либо апелляций к науке и авторитету, поскольку по части сейсмологии авторитет ученых в Крыму был довольно низок. Ведь вплоть до самого землетрясения полуостров даже не считался потенциально опасной зоной, а функционирующих сейсмостанций на нем и вовсе не было[97]. Научные комиссии и геологические экспедиции появились лишь после того, как все разрушения уже случились[98]. Ученые же отреагировали на людские толки сборником научных статей, разъясняющих основы сейсмологии вроде причин землетрясений, а также почему Крым никоим образом в обозримом будущем не окажется под водой. В числе прочего в одной из статей приводился исторический экскурс о землетрясениях на полуострове, где автор цитировал и IV книгу Геродотовой «Истории», в которой указывается, что скифы почитали землетрясения настоящими чудесами [Маркевич 1928: 64][99]. Пожалуй, нечто похожее на подобное чудесное объяснение с легкостью встроилось в уже существующие религиозные верования и потому оказалось столь устойчивым.
Пока ученые формулировали свои теории касательно землетрясения, Красный Крест развернул на полуострове масштабную деятельность по преодолению его последствий. В конце двадцатых годов он еще обладал определенной независимостью, позволявшей даже обсуждать степень участия в его мероприятиях и военных, и государства в целом. Уже совсем скоро подобные обсуждения будут прекращены. Члены Красного Креста понимали, что их организация не является НГО (негосударственной организацией), но все же пытались предотвратить вмешательство военных в свои дела (что для любой государственной организации было в порядке вещей)[100]. Красный Крест стал единственной крупной независимой организацией, осуществлявшей спасательные мероприятия после землетрясения: были созданы передвижные санитарные станции, курсировавшие по всем пострадавшим районам, а там, где существовал риск развития инфекционных заболеваний, работали бригады дезинфекторов [Семашко 1928б: 3]. Власти всерьез опасались развития эпидемии: едва уцелев от мощнейших толчков, крымчане теперь боялись жить на вторых-третьих этажах, предпочитая тесниться на первых, бок о бок с сельскохозяйственными животными, что создавало чрезвычайно благоприятные условия для развития всевозможных инфекций и грозило едва ли не большей бедой, чем само землетрясение[101]. Красный Крест непрестанно направлял своих членов на борьбу с развитием инфекционных заболеваний, а также распространял брошюры (как на русском, так и на крымско-татарском языках), в которых разъяснялась важность соблюдения правил гигиены. Наконец, Красный Крест мобилизовал все свои организационные ресурсы с целью сбора средств по всей РСФСР [Семашко 1928б: 3]. Вплоть до землетрясения в Армении в 1988 году российский Красный Крест больше ни разу не сыграет столь же значительной общественной роли.
95
ГАРФ. Ф. A-259. Оп. 11б. Д. 2407. Л. 177. См. также: Возможна ли новая катастрофа в Крыму // Правда. 1927. 20 сент.; [Обручев 1928].
99
Геродот описывал землетрясения и в иных контекстах. К примеру, он упоминает о греческих солдатах, после землетрясения, случившегося перед Битвой при Саламине, возносивших молитвы богам, надеясь, что таким образом привлекут их на свою сторону в сражении (Книга VIII, 64). См. [Waldherr 1997: 112].
101
Что показало правительственное обследование южного берега // Красный Крым. 1927. 10 дек.