«Ну что ж, — скажет, может быть, иной читатель. — Это диалектным произношением так трудно овладеть. А ведь надо-то литературным! Это гораздо легче!» Уж не потому ли, что это ваше произношение, дорогой читатель?
Дорога от литературного произношения до диалектного так же длинна и трудна, как от диалектного до литературного. Наше произношение вовсе не просто: овладеть им нелегко. Мы давно усвоили его, привыкли к нему, и поэтому сложность законов, которым подчиняется литературное произношение, нам незаметна. Оно автоматизировалось, так же как автоматизировалось произношение у диссимилятивных якальщиков.
Автоматизированный навык быстро не разрушишь; быстро не создашь вместо пего новый автоматизированный навык. Это дело долгого времени. Конечно, когда-то говоры исчезнут, останется только литературный язык. Надо помогать им быстрее исчезнуть. Но нельзя надеяться, что это случится в ближайшее время.
Поэтому, по крайней мере в ближайшее время, в течение ряда десятилетий, фонетическая орфография никак не может быть облегчением для большинства говорящих по-русски.
Отцы и дети
Теперь обратимся к литературному произношению.
А оно-то едино?
В целом едино. Но в деталях и частностях возможны колебания.
Язык изменяется медленно-медленно, но непрерывно. Течет река, но в ней не вода, а густая смола. За год она протекает один миллиметр, но течет непрестанно, всегда. Эта река — язык: он медленно, но постоянно меняется.
Дети говорят не так, как отцы. Каждое поколение изменяет — в деталях — произношение. Этих деталей не так уже мало. Вот маленький текст: «Большекрылые совы бесшумно взвивались с меж — и лошадь всхрапывала, шарахалась. Дорога вошла в мелкий лес, мертвый, холодный от луны и росы. Луна, яркая и точно мокрая, мелькала по голым верхушкам, и голые сучья сливались с ее влажным блеском, исчезали в нем» (И. Бунин). Если этот отрывок перепишет дедушка, пользуясь фонетической орфографией, а потом внук — будет около десяти расхождений в написаниях. Дед напишет: взъвивалис, а внук — взвивались.[34]Каждый пишет как произносит, а произносят они не все слова одинаково. Не буду описывать различия; в отрывке из Бунина я выделил курсивом те места, которые дед и внук могут написать по-разному.
Для орфографии беда, если возникает такой разнобой, такая несогласованность в письме. Это новое свидетельство, что фонетическое правописание неудобно. Оно будет неудобным и после исчезновения говоров, всегда!
Слушаем, а не слышим
Самого главного я еще не сказал. Следовать принципу «пишу, как произношу» трудно потому, что мы не слышим своего произношения. Это покажется странным, даже невероятным, но это так: говорящий обычно не отдает себе отчета, какие он звуки произнес, сказав то или иное слово.
Вот вы сказали: сделавший. Какие звуки вы произнесли? Остановитесь, дальше не читайте. Возьмите-ка клочок бумаги и напишите, хорошенько подумав, из каких звуков состоит это слово. Теперь проверьте себя.
Вначале мягкое [зь]. Потом — мягкое [дь]. Далее — звук [э]. За ним (вы правы) — [л]. Следующий звук — очень короткий, средний между [а] и [ы]. Лингвисты его обозначают знаком [ǝ]. Как его произнести в одиночку, не в слове? Произносите, медленно и раздельно: [а…ы…а…ы]. Чувствуете, что язык приподнимается, когда от а вы переходите к произношению ы? Попробуйте еще: [а…ы…]. Остановите, задержите язык на полпути от [а] к [ы]! Слышите, какой звук? Это он; это [ǝ]. Если [а] — Москва, [ы] — Ленинград, то [ǝ] — Бологое. Он, действительно, средний между [а] и [ы], произносится, не доезжая половины пути от нижнего [а] до верхнего [ы]. Мы его иногда, очень редко, произносим даже под ударением. Кто-то с досадой воскликнул: «Ах, чтоб тебе!» Он, конечно, произнес [штǝп] — гласный похож на очень короткое [ы], и будь у нас фонетическая орфография, мы бы писали: ах, штып тебе! В других словах этот звук под ударением не встречается. Зато из безударных гласных он самый частый, самый обычный.
За звуком [ǝ] в слове сделавший следуют звуки [фшый]. Целиком это слово — позвучно — надо записать так:
[зьдьэлǝфшый].
Если вы угадали всего три звука — очевидно, [л], [ш] и [й], то у вас нет речевого слуха. Бывают люди, полностью лишенные музыкального слуха — и немало людей, не имеющих слуха речевого.