В Перемышле был старостою некий Cap (Sar), чех по национальности. Однажды приходит он в гости к Григорию Яхимовичу, епископу. И когда, попивая чаек, они заговорили на ученые темы, староста давай толковать, будто в русской азбуке много лишних букв, например твердый знак. «Владыка берет лист бумаги, пишет на нем: Сар — и отдает оное старосте для прочитанья. Тот читает, конечно, Цап, однако ученый владыка оспоривает и утверждает аподиктически, что то родовое имя старосты (а цап по-украински означает козел). Староста, разумеется, вытаращил глаза и говорит, что хозяину но годится так обижать своего гостя. Но владыка, милостиво желая его образумить, добавляет снисходительно до слова Сар букву ъ: Саръ, и тем наставляет гостя о превеликом значении «ничтожненькой» буквы ъ. Добродушный Сар убедился и никогда больше не выступал против буквы ъ».
Так ъ помог разграничить латинское сочетание букв Сар и русское Саръ. Однако искусственность этого рассказа бросается в глаза. Нарочно выбран Перемышль — город около границы между польскими землями и украинскими, где равно употребительны были и русское и латинское письмо. Нарочно взято слово вне контекста — ведь любое соседнее слово показало бы, какой это текст, русский, украинский или польский.
Да, традиционные написания индивидуализируют общий облик слов — и тем облегчают чтение. Но велик ли выигрыш?
В разных языках он может быть различным. Например, во французском языке омонимов[59] значительно больше, чем у нас. И разграничивать их в письме есть большая нужда, нежели в нашей орфографии. Вот ряд омонимов; звучат они одинаково, но имеют разное значение: sang, sens, cent, sans, sens, sent, s'en, (per)çant. Таких рядов во французском языке очень много. Хорошо, что традиционная орфография их разграничивает.
Есть смысл в том, чтобы эти однозвучные слова, встречающиеся стаями, писать по-разному, используя возможности традиционной орфографии. У нас же они встречаются не так часто, и поэтому необходимость в традиционных написаниях у нас значительно меньше.
Художник и хѫдожник
Традиционные орфограммы разнообразят письменный облик слов — и тем облегчают чтение. Хорошо. Но до какой же степени надо увеличивать контрастность слов? Если идти по этому пути, не останавливаясь, то можно забрести очень далеко.
Многие и забредали. Один чудак предлагал различать написания борются и борятся: борются материально, мускульно, например боксеры; по борятся с предрассудками; так же надеются и надеятся. И не только сам так писал этот чудак, но и в учебниках своих, в руководствах настаивал на таком различении. Верно, что слово борются употребляется в разных значениях; но различия всегда ясны из контекста. Зачем же это чрезмерное усердие?
Излишнюю склонность к разграничительным написаниям хорошо осмеял один из учителей:
Уже Грот «установил» различие между масляный и масленый, ветряныи и ветреный и проч. Создаются уже «ученые» споры. Грот ест масляную кашу на масленой неделе, а Кирпичников[60] — масленую кащу на масляной неделе. Остается изобретательным умам предложить во славу науки за-сыпатъ яму, но засыпать в полночь, или отличать произведение сомножителей от произвидения Пушкина, или произвѣдения шума и произведѣния фабрики и т. д.
Роман Брандт иронизировал: если так уж нужно все орфографически различать, то надо восстановить древние буквы Ѫ (юс большой) и Ѧ (юс малый). И писать: художникъ — если художник хороший, и хѫдожникъ, если он плохой.
Шутки-шутками, а все же верно: по дорожке разграничения можно далеко зайти. Ну, например, настаивать на использовании букв, употребляющихся только в одном слове: буква сразу будет отличать такое слово от всех других. (С ижицей почти что так и вышло: она была более или менее обязательна только в слове мvро.)
Где же остановиться? До какой степени надо содействовать разграничению написаний? Традиционный принцип сам по себе не может указать границу, Значит, он явно недостаточен, на нем не построишь орфографию.
Интересы пишущего
Сторонники традиционной орфографии исходят из предположения, что надо защищать интересы читателя, а не интересы пишущего. В этом есть доля правды.