Конечно, мальчишки падали, и даже чаще, чем хотелось бы, но опять поднимались и садились на велосипед или, поставив одну ногу на скейт, другой легко отталкивались от земли. Деревянный настил гудел под колесами. И девчонки очень быстро запомнили дорогу, приводящую их в скейтпарк, и частенько пользовались ею.
Подружек стали узнавать, и даже приглашали самих попробовать прокатиться, щедро предоставляя спортивный инвентарь. Рушана сразу категорично отказалась, Томка туманно пообещала: «Как-нибудь потом». Влада, возможно, и согласилась бы, по крайней мере, на двухколесном велосипеде она ездила лет с шести, но (она прекрасно знала) под устремленными на нее взглядами, скорее всего, сумеет навернуться, едва оторвав ноги от земли. Для подобного позора больше подходила тесная компания, а не двадцать малознакомых человек.
Мальчишек же девчоночье присутствие нисколько не смущало, скорее даже наоборот — вдохновляло. Правда не настолько, чтобы получалось все и всегда. Но от падений тоже имелась немалая польза: впечатлительная девчачья натура превозносила страдальцев так же, как и героев.
Никогда не падал только один человек. Даже если что-то срывалось, и падение казалось неминуемым, он умудрялся приземлиться на ноги, съезжал по скату рампы и, беспечно улыбаясь, снова вставал на скейт. Его темно-каштановые не слишком короткие волосы развевались на рожденном скоростью ветру, а в синих глазах не угасал задорный блеск.
— Ой, Владка! — в один из дней многозначительно заметила Томка. — А этот рыженький все на тебя посматривает!
— Какой же он рыженький? — не выдавая своего истинного отношения к словам подруги, возразила находчивая Влада, на что Томка невозмутимо передернула плечами.
— Надо же мне называть его как-то!
А вот Влада точно знала, как. Синица. Так называли его остальные. Он всегда появлялся в парке в компании двух приятелей: темноволосого смуглого Филимона и длинного, немного нескладного Симы. Только достижения Синицевых друзей в скейтбординге были гораздо скромнее его собственных, а Филимон вообще предпочитал стоять рядом с рампой и комментировать происходящее.
Однажды он подрулил к подружкам и, наблюдая за парнишкой, открыто выражающим свой восторг после удачно выполненного трюка, скривил губы и презрительно высказался:
— И чего так радуется? Согласитесь, девочки, по сравнению с Синицей все это — детский сад!
— А почему по сравнению с Синицей, а не с тобой? — ехидно поддела его Томка.
— Я — слишком скромный, — застенчиво признался Филимон. — До славы не падкий.
Тут подкатил Синица, усмехнулся.
— Филимон! — произнес с особой интонацией, словно продолжил недавно прерванный разговор, и, судя по всему, приятель его прекрасно понял, но праведно возмутился:
— А что такого?
Синица на мгновенье приподнял брови, но потом отвернулся от друга и обратился к девчонкам:
— Вы здесь не так давно появились. Ведь правда? А почему вас раньше не было?
— Потому и не было, что не было, — ответила Томка. — Мы — не местные. Мы сюда учиться приехали. Знаете, интернат тут возле парка.
— Знаем, — кивнул осведомленный Филимон. — А мы тоже не местные. — Он поймал предупреждающий взгляд Синицы, но не стал обращать на него внимания. — Мы специально в скейтпарк ездим. Синица нас таскает.
На лице упомянутого легко читалось желание хорошенько приложить чрезмерно словоохотливого приятеля, в воспитательных целях, но Филимон не смотрел на друга, рылся в лежащем на скамейке рюкзаке. Выудив пластиковую бутылку, Филимон испустил разочарованный вздох.
— Блин! Уже все вылакали! А мне до смерти пить хочется!
— Здесь совсем близко кафешка есть, — подсказала никому не уступавшая в осведомленности Томка.
— Веди! — величественно разрешил Филимон. — И благодарности моей не будет границ.
— Ха! Очень надо! — отозвалась коротко Томка, не представляя, как реагировать на столь пламенные речи, однако, двинулась в нужном направлении.
Филимон торопливо подхватил доску, сунул ее в рюкзак, непробиваемо молчавший Сима зажал свой скейт под мышкой и тоже потопал пешком, только Синица предпочел по-прежнему катить, держась чуть в стороне.
— Девочки, что пить будете? — заботливо поинтересовался Филимон, когда все, кроме него, уселись на красные пластиковые стулья под огромным зонтиком.
— Колу! — распорядилась Томка, и никто не возразил, потому что не успел: Филимон, не заморачиваясь на пожелания всех прочих, уже умчался к прилавку.