Влада еще ближе придвинулась к Синице.
— А у тебя есть фотография родителей? — спросила негромко и сразу спохватилась — откуда в этом мире фотография? — исправилась: — Ну-у, портрет.
— Есть, — нехотя признался Синица. — В библиотеке. Скорее всего.
В библиотеке висело очень много портретов: бывшие правители Мегаликора, верховные маги, герои. В силу своей должности и положения Синица вынужден был знать всех их по именам, но он никогда не задерживал взгляда на смотрящих с полотен лицах. Он допускал их существование в качестве пособия по истории страны, напоминания о величестве и славе Мегаликора, но в одной картине, по его мнению, явно не было смысла. Не должна она была висеть здесь! И именно к ней подвел он Владу.
Не каждый, умеющий рисовать, становился в Мегаликоре художником. Требовался особый дар, особое умение. Поэтому люди на портретах казались живыми. Словно смотришь не на картину, а сквозь стекло, и чувствуешь, что человек по ту сторону через мгновенье улыбнется тебе, или вскинет руку в приветствии, или осуждающе качнет головой.
Влада увидела перед собой счастливую молодую семью. Высокий широкоплечий мужчина с уверенным твердым взглядом синих глаз, хрупкая стройная женщина с мягкой, необыкновенной ласковой улыбкой, а у нее на руках — малыш лет трех, в любой момент готовый сорваться с места, озорную рожицу которого обрамляли растрепанные каштановые локоны.
— Это ты?
— Кто же еще?
Синица смотрел куда-то вбок, а его родители с портрета — у Влады возникло такое чувство — внимательно разглядывали стоящего перед ними юношу.
— Они у тебя очень красивые! — произнесла Влада, имея в виду не только внешние данные.
Только так должны выглядеть король и королева, обладающие чудесными способностями, добрые и отважные. Волшебной страной не могли править недостойные: злые, жадные, жестокие, коварные.
Влада ни секунды не сомневалась в правдивости изображения. Но даже мысли в голову не закрадывалось о том, что этих людей на самом деле больше не существует.
Влада сжала ладонь Синицы и с трудом разобрала слабое-слабое желание.
Ее бросило в жар.
Сейчас, сию секунду, Влада способна сделать так, чтобы люди с картины стояли рядом, двигались, разговаривали. Чтобы королева смогла провести рукой по каштановым волосам своего повзрослевшего сына, а король с одобрением и поддержкой посмотреть в такие же синие как у себя самого глаза.
Нет, Синица! Ты сам прекрасно понимаешь, что «нет». Потому что случайно подслушанное желание мгновенно растаяло, жестко отброшенное прочь.
Кому нужна призрачная иллюзия взамен желанной действительности? Жестоко дразнящая и обманывающая. В полной мере показывающая, чего ты лишен, чего ты никогда и ни за что не получишь, несмотря на мольбы и горячие просьбы.
Влада сжала дрогнувшие губы. Какой же у нее злой и безжалостный дар!
Синица так и не решился посмотреть на портрет. В горле стоял комок. Как у обычного мальчишки. А он ведь не обычный, он — Правитель, Верховный маг и прочая, прочая пафосная лабуда.
Тошнит он нее. Хочется закричать: «Ненавижу! Не хочу.».
Да он так и орал пять лет назад, не желая принимать того, что его родителей больше нет.
Никто не ходил вокруг да около, никто не затруднил себя нахождением мягких, хоть немного завуалированных объяснений. Сообщили прямо. Данагвар — принц, ему положено стойко и ответственно переносить любые испытания.
«Ваше высочество, ваши родители не вернутся. Они погибли в бою с ужасным чудовищем».
— Врете! Неправда! Нет!
Принц постепенно вспоминал случившееся. Сознание намеренно затолкало ужасный день в самые недоступные глубины памяти. Только время от времени всплывали подробности. Как обвинял Врайника: «Почему ты ничего не сделал? Почему сейчас здесь ты, а не мама с папой? Это ты виноват! Лучше бы ты умер! Ты!» Как ненавидел родителей за то, что они отправились в горы сами, а не послали солдат. Как убегал ото всех, прятался и сам себе обещал: никто в замке его больше не увидит. Как обнаружил собственный необычный дар, посланный ему раскаявшейся судьбой, видимо, для того, чтобы смягчить тяжесть потери.
Данагвар не любил маленькие темные закутки, чуланы и подземелья. Если уж скрывался, то в таком месте, которое никто не назовет укромным. На крепостной стене, где ветер свистит в бойницах и зло рвет волосы. Или на открытой площадке самой огромной сторожевой башни, на которой дозорного не выставляют вот уже много лет даже для соблюдения формальностей.