Короткий, стремительный полет, и он обхватил несчастного поперек туловища, насколько смог, освободил от лишнего веса.
Мужчина вздрогнул всем телом, его пальцы разжались. Но никто не упал вниз. Немного пролетев, Данилка тяжело опустился на склон, вместе со своей ношей.
У спасенного было перекошено лицо, пальцы судорожно скрючены, глаза вылезали из орбит.
— Пацан, что это было? Что это было? — хрипло твердил он. — Как это так?
— Ты больше не пей, и все будет в порядке, — посоветовал Данилка.
Его самого потряхивало, то ли от прокравшегося под куртку холода, то ли от пережитого напряжения.
— А я пойду.
— Постой, пацан! — мужчина вцепился в Данилкину руку, наверное, так же крепко, как недавно цеплялся за спасительные перила.
— Мне надо идти! — упрямо выкрикнул Данилка, с трудом вырвал руку и быстро пошел прочь, почти побежал, не оглядываясь, не интересуясь, что происходит за его спиной.
Скорее вернуться в интернат! А мужику, даже если он захочет кому-то рассказать о своем приключении, вряд ли поверят. Он сам, наверное, так и не понял, что же с ним случилось. А Данилка никому ничего не расскажет. Никому-никому, даже Владе! Сделает вид, что ничего не произошло. Разве кто-то сможет утверждать обратное?
Глава четвертая
Непридуманный мир
Перед тем, как отправиться домой, Влада решила отыскать Данилку. Ей хотелось убедиться, что у него все в порядке, и попрощаться до завтра. В последние дни мальчик стал немного резким, непривычно сдержанным и замкнутым и ни в какую не желал объяснять причины этих перемен. Он их отрицал, уверяя Владу, будто она заблуждается, придумывает несуществующее.
Влада пробежалась по всем корпусам, но лишь убедилась, что Данилка не принимает участие ни в одном из мелких или крупных обнаруженных ею сборищ. Зато она легко нашла мальчика в жилом корпусе в его комнате.
— Ты чего здесь сидишь один? — спросила у него Влада.
— Рука болит, — нехотя признался Данилка. — На физкультуре, наверное, вывихнул.
Он не лгал, он всего лишь забыл упомянуть, что именно эту руку вчера едва вырвал из цепкой хватки спасенного им мужчины. И еще кое о чем. А насчет физкультуры его слова были чистейшей правдой.
На уроке он сам напросился к восьмиклассникам играть в волейбол. Его взяли, но сразу предупредили, что никаких поблажек в связи с недостаточным возрастом и ростом не будет. Всем хочется победить, а поддаваться или нарочно играть вполсилы никто не собирается. Поэтому, если что, не ныть и не жаловаться!
Данилка никогда не ныл и не жаловался, он даже обиделся на такие предположения, но все равно не ушел, а занял отведенное ему место.
Конечно, под сеткой от него немного толку, зато никаких подач он не боялся, тем более и сами восьмиклассники — еще те специалисты по игре в волейбол! И мяч не единожды вместо того, чтобы перелететь на половину поля соперников, врезался в сетку. Но случались и очень удачные подачи.
Вот после приема одной из таких Данилка и почувствовал острую боль в руке. И нужно было сразу выйти из игры, но слова «не ныть и не жаловаться» прочно засели в голове, и Данилка, стиснув зубы, продолжал играть.
К концу урока запястье распухло и болезненно отзывалось на любое движение. А потом боль и вовсе стала постоянной. Хотя ее можно было терпеть, она утомляла, раздражала, делала жизнь тягостной и безрадостной.
— Почему же ты к врачу не сходил? — удивилась Влада.
— Думал — ерунда! — самоуверенно заявил Данилка. — Скоро пройдет!
— А позже?
— Врач уже ушла.
— Сильно болит? — сочувственно уточнила Влада, на что мальчик угрюмо, но гордо произнес:
— Переживу!
— Ой, Даня! — Влада укоризненно улыбнулась, присела рядом. — Давай руку!
— Зачем? — недоуменно глянул Данилка, но Влада мягко взяла его кисть, аккуратно сжала между своими ладонями и в который раз ощутила особенное тепло в пальцах, теперь привычное, хорошо знакомое.
Она отрешенным взглядом смотрела на сплетение рук и не замечала, сколько изумления и волнения выразилось на мальчишеском лице.
— Теперь легче? — поинтересовалась она спустя короткое время.
— Да! — Данилка растерянно кивнул и с недоверием спросил: — Ты умеешь снимать боль?
— Не очень сильную, — пояснила Влада. — А сильную я могу лишь ослабить.
— И давно ты это умеешь? — его интонации выдавали неподдельную заинтересованность и сильное удивление.