Кот слушал его голос, звуки дома, звон ярких звезд, беготню маленьких лап под полом и удивлялся: «Кажется, я слышу всю вселенную. Это странно. Мои девять жизней подходят к концу, возможно, поэтому я начал понимать и слышать мир, в котором жил».
Он смотрит на плачущего старика, на дрожащую Марту, слизывающую соленые слезы, и приходит к очень простому решению.
- А ты, Васька, с нами езжай, - предлагает ему старик, немного успокоившись, - в тесноте, да не в обиде. Проживем как-нибудь. Твоя хозяйка, конечно, хороший человек, должна за тобой вернуться, но где ты ее ждать будешь? Не на улице же. Поедешь завтра с нами, а я ей письмо напишу, где-то адресок записан. Захочет - приедет и заберет, нет - останешься с нами.
Васька трется об ноги деда, громко мурлыча. Он все понял, что сказал старик, не такая уж это премудрость, понять человека, которого знаешь много лет. Ведь даже люди иногда понимают своих любимцев с полуслова. Хорошие и добрые люди.
Дед целует собаку в лоб и та, успокоившись, скручивается у него на коленях.
Через минуту дед зевает:
- Спать, спать. Нам, старикам, нужно много сил. Давай, Васька, за мной, а дверь я приоткрою, вдруг захочешь выйти по своим делам.
Он опускает Марту на пол, и та сонно семенит за ним в комнату, такую же крохотную, как кухня. Там у деда стоит кровать и стул с ворохом вещей. Завтра он последний раз окинет грустным взглядом свое жилище, пусть убогое, но такое родное, и выйдет за дверь, чтобы больше никогда сюда не возвратиться. Разве что в беспокойных снах, когда дом начнет звать его, и по утрам, с больной тоской, старик начнет вспоминать свою молодость, пока в один из зимних дней не войдет в свой покинутый дом навсегда. Вместе со своей черной с белой грудкой собакой. И будут они жить там молодые и счастливые, не думая о завтрашнем дне, не поскуливая от старческого ревматизма, не охая от не сгибающейся поясницы.
Все это кот видит ясно, лишь взглянув в покрасневшие глаза деда, словно неожиданно, на старости своих кошачьих лет, стал пророком.
Часть 2.
Сырое мглистое утро хватает за нос и уши, начинают ныть сбитые лапы, за ними начинает плакать его маленькая кошачья душа. Кот нехотя выходит из приютившего его на последнюю ночь дома и решительно направляется по только ему видимой дороге. Земля скована ночным холодом приближающейся зимы, подкрадывающейся, словно злобная хитрая лиса.
Он знает эту дорогу, как будто ходил по ней много раз. Он не может сказать, действительно ли это так или это просто его фантазии, неожиданно вспыхивающие яркими картинками, так похожими на реальность. В этот день силы иного мира начинают владеть им. И кот понимает, что не ошибся. Его время пришло. И пусть сейчас все его чувства напряжены, а в сердце - тоска, кот знает, что решение, принятое им вчера вечером дома у гостеприимного деда и его ласковой собачки, было верным.
Через несколько шагов он садится передохнуть, подумать и посчитать громкие удары своего сердца, испуганно бьющегося о ребра, словно не желающего отправляться с ним в это путешествие, а желающее остаться здесь. Дождаться хозяйку или поехать вместе с дедом и через год, или позже, говорят, кошки, избалованные теплом и негой, живут дольше тех, кто гуляет сам по себе, соблюдая только им известные клятвы, данные кошке-праматери, заснуть навсегда в тихом и темном углу квартиры и быть похороненным в ближайшем парке или просто быть выброшенным в мусоропровод.
И пусть времени с сотворения этой планеты прошло достаточно, и клятвы давно устарели, да и боги спят, кот, доживающий свою последнюю, девятую жизнь, знает, что его судьба, выбрав тропу, занесенную снегом, или расползающуюся от весенней распутицы, или покрытую нежной шелковой травой, - идти упрямо вперед, пока она не выведет его к широкой, словно половодье, дороге, по которой уходят все животные, не только кошки.
Он бежит бодрой иноходью, стараясь не смотреть по сторонам, но иногда не выдерживает, останавливается и, подняв голову, с тоской глядит на голые деревья, на пустые полуразрушенные дома, всматривается в бледные уродливые высотки, так нелепо и нагло раскиданные по широким и давно исчезнувшим старым улицам.
Жизнь движется вперед, и скоро все деревянные дома принесутся в жертву хищному идолу городской застройки.
Люди и их животные вознесутся высоко над землей в тесные квартирки, и запах весенней земли, шорох первых снежинок, невесомо опускающихся на кошачью шерсть, или едва слышное поскрипывание старой березы, что давно легла под топор, станут им неведомы. Люди в огромных городах перестанут смотреть в небо. Да и незачем им будет туда смотреть, все то, что пело, танцевало и сверкало на темных ночных небесах, затмится яркими наглыми огнями фонарей и реклам.