Внимательно.
Слишком внимательно.
«Хищник готовится к броску», соображаю я, но уже слишком поздно: он стремительно выкидывает руки вперед, хватает меня и рывком тянет к себе, переворачивая и подминая под себя. Внезапная тяжесть его тела, навалившегося сверху, сбивает мое дыхание: кислорода не хватает, крик застревает в горле.
Мои руки зажаты между нашими телами, зато его свободны. Левой рукой он опирается на кровать, а правая сжимает мое горло, впиваясь пальцами в нежную кожу.
– Пиит… – хриплю я, но парень не реагирует.
Сквозь слезы, застилающие глаза, я вижу оскал, в который превратился его рот.
Он убьет меня.
Кислород заканчивается.
Мысли путаются.
Глаза закрываются…
Неожиданно нажим на моем горле ослабевает. Я жадно хватаю ртом, сжимая в неуверенных пальцах плечи Пита. Пытаюсь оттолкнуть его, сбросить с себя.
– Слезь с меня… – выдыхаю я свою мольбу.
Мелларк почему-то поддается, чуть откатываясь в сторону, и я на дрожащих ногах, выбираюсь из-под него.
Круговорот мыслей и ни одна не побеждает: враг, напарник, убийца, мальчик с хлебом, опасность, союзник…
Бежать!
Пытаюсь встать, но неожиданно Пит снова нападает: он хватает меня за косу, не давая подняться. Трясу головой, надеясь вырваться, но парень, наоборот, с силой дергает косу назад, и я падаю на спину, вновь оказываясь под ним.
Глаза Пита – два ока дикого зверя, они угрожают разорвать меня, уничтожить.
На его губах кровожадная усмешка: он уже решил, как отомстить Сойке.
Открываю рот, чтобы снова молить о пощаде, но Мелларк подается вперед, затыкая меня грубым поцелуем. Мне больно.
Мне противно.
Брыкаюсь, но это только больше заводит его: одна его рука по-прежнему держит меня за волосы, а вот вторая пускается вдоль по моему телу.
Требовательные прикосновения.
Безжалостные щипки.
Наглый язык, который лезет мне в рот.
Я заливаюсь слезами, извиваюсь, рычу…
Бесполезно. Пит рвет пуговицы на моих штанах, пытается стянуть их вниз.
Не могу ему позволить совершить это со мной!
Выворачиваюсь, прокусывая его губу до крови, а пальцами впиваясь в бока парня, стараясь выдрать кусок плоти. Мелларк дергается от боли, отстраняясь, а я подскакиваю, готовая бежать.
Снова дикая боль: рывок за волосы, от которого темнеет в глазах.
Я ору, лягаюсь, но силы не равны.
Пит отвешивает мне пощечину, наносит удар в плечо и, развернув спиной к себе, снова припечатывает к кровати.
– Мерзкий переродок! – шипит он ядовитой змеей и кусает сзади в шею.
Посылаю его к чертям, когда Пит снова тянет мои штаны вниз.
Надежда утекает сквозь пальцы, когда ему удается обнажить меня ниже пояса.
Рыдаю в голос, царапаю его руки. Изо всех сил дергаюсь, но все пустое.
Пит сильнее.
Мелларк побеждает.
Он груб.
Я замираю, концентрируясь на яркой боли, вспыхнувшей между ног.
Морщусь.
Давлюсь слезами.
Руки согнуты в локтях лишь для того, чтобы не упасть.
Моя голова запрокинута наверх – он не прекращает дергать меня за косу.
Движения Пита яростные.
Глубокие.
Шлепки голых тел эхом отдаются у меня в ушах.
Больно.
Мерзко.
Неправильно.
***
Лежу на животе, глядя в пустоту.
Мелларк получил, что хотел и сполз с меня. Он сидит на полу возле кровати, не шевелится.
Мое лицо противно чешется от влажных волос, облепивших кожу.
Я опустошена.
Слез больше нет.
На дрожащих ногах встаю на пол, подтягиваю штаны: застежка порвана, так что приходится придерживать их рукой.
Поправляю майку.
– Прости…
Даже не оборачиваюсь на его голос.
Неуверенно иду вперед, выхожу из палаты.
Дверь с громким звуком захлопывается за мной.
Бреду сама не знаю куда.
Шаг, еще шаг. Поворот. Лестница. Снова поворот.
Скребусь в дверь.
Хеймитч открывает спустя бесконечные минуты. Его лицо помято, вероятно, он спал.
– Чего надо? – грубовато спрашивает он, но, видя мое оцепенение, тут же замолкает. Втягивает в комнату, зажигает свет.
Из горла Эбернети вырывается сдавленный крик, когда он осматривает меня с головы до ног.
Избитая. Зареванная. С порванными штанами.
– Матерь божья… Китнисс… – его голос хрипит от переизбытка эмоций.
Он тянется вперед, наверное, собираясь обнять меня, но я шарахаюсь в сторону раньше, чем успеваю подумать об этом. Ментор замирает на мгновение, но тут же снова делает шаг ко мне. Он уводит меня в душ, заставляет встать под теплые струи воды.
Прикосновение града капель кажутся мне болезненными, но я словно окаменела: не двигаюсь, даже не моргаю. Проходит целая куча времени, прежде чем я прихожу в себя.
Опускаюсь на пол и начинаю рыдать. Громко. Безудержно. Истерично.
Эбернети тоже весь мокрый, но не уходит: гладит меня по волосам, шепчет что-то ласковое.
Мне нужно умыться, смыть с себя прикосновения Мелларка!
Резко вскидываю голову, требуя Хеймитча уйти. Он долго не решается оставить меня одну, но когда я начинаю умолять, все-таки выходит.
– Если что, я рядом… – бормочет он, закрывая за собой дверь.
Рваными движениями стаскиваю мокрые тряпки. Намыливаю губку и так сильно растираю кожу, что она становится местами алой.
Стереть все.
Отмыться.
Соскрести с себя грязь.
Ладошкой тру промежность. Что-то липкое. И розовое.
Его семя и моя кровь.
Давлюсь слезами.
Ненавижу его за то, что он сделал.
Ненавижу всех и каждого, кто прислал меня в это чертово прошлое.
Я не должна была оказаться здесь!
Я не должна была быть использованной охморенным психопатом, который даже не знает, что я другая девушка, а не та, которую он так люто ненавидит!
***
Из душа я выхожу спустя почти час. Распаренная, с красными глазами.
И растерянная.
Почему я поверила, что Питу стало лучше?
Зачем я прислушалась к его мольбам расстегнуть оковы?
Что делать теперь?
Я смотрю на себя в зеркало, взгляд падает на мокрую, повисшую на плече косу. Пит удержал меня за волосы. Он победил, потому что я не смогла убежать.
Хватаю бритву, которую Хеймитч непредусмотрительно забыл на полочке, и с остервенением срезаю волосы возле самой шеи.
Коряво. Криво. Плевать.
Темные пряди падают на пол, рассыпаясь вокруг ступней.
Бритва замирает у меня в руках.
Будто со стороны смотрю на нее. И на свои запястья…
Стоит всего лишь полоснуть поглубже…
Нет!
Швыряю лезвие в сторону, и оно со звоном падает на пол.
Кутаюсь в простынь, которую принес Хеймитч, и выхожу в нему. Сказать, что ментор ошарашен, увидя мои короткие волосы, – ничего не сказать.
– Коса – часть образа Сойки-пересмешницы… – неловко говорит он, но тут же спохватывается. – Ну да ладно, привыкнут и так…
Мы садимся на край его кровати.
Я молчу и смотрю в пол.
Хеймитч, похоже, тоже не знает, как себя вести. Я не выдержу, если он начнет расспрашивать о подробностях, но он, к счастью, и не пытается.
– Все никак не решался тебе сказать… – начинает Эбернети, – Койн хочет отправить тебя на передовую. Это чертовски опасно, но…
–Я согласна, – выпаливаю я, даже не подумав толком.
– Солнышко, – ласково останавливает меня Хеймитч, – там война. Люди гибнут…