— Ну? — спросил секретарь обкома.
— Меня это письмо не удивляет и не огорчает. Проверить вам легко, возьмите комплект газеты, посадите инструкторов…
— Это мы догадались и сами.
— Тем более. Что касается молодых, то их у нас раз-два, и обчелся. Я считаю, что газету не могут делать только кандидаты в пенсионеры…
— А просишь Ткаченко. Непоследовательно…
— Почему же. Герасим Кузьмич душой пенсионер, а Павел Петрович и в больнице без людей не мог, на машиностроительном стал своим человеком…
— Павла Петровича мы и сами хорошо знаем. Врачи ему не разрешают.
— Врачи ошибаются, уверяю.
— Ну, это ты уж того… Медицине мы предписывать не можем, кого больным считать, а кого здоровым. А по поводу записки Герасима Кузьмича напиши объяснение. И смотри, чтобы никакой склоки. Будь выше этого.
— Постараюсь.
«Постараюсь». Легко обещать. Как не покажешь виду, когда каждый день приходится встречаться, когда надо советоваться по любой мелочи.
Прощаясь, секретарь обкома сказал:
— Рассматривали мы твои предложения, товарищ Криницкий. Принципиальных возражений нет. Связывались с Москвой. Товарищи из ЦК предостерегли, чтобы не больно увлекались реформами. Главное — содержание газеты, ее боевитость. В порядке исключения… Но строго в пределах существующих штатов и фонда заработной платы. Если рубль, дескать, переложить из одного кармана в другой, все равно не станет двух рублей. Но прежде чем писать приказ, обсудите на собрании коммунистов редакции, учтите замечания коллектива. Если пригласите на собрание — приду.
Чтобы осуществить задуманное, мало провести собрание, нужны единомышленники, люди, которые так же, как и он, верили бы в полезность намеченных изменений, взялись бы за дело с душой. Герасим Кузьмич будет только мешать. Неужели этого не понимают в обкоме? У них и случай есть подходящий — Герасиму Кузьмичу по возрасту пора на пенсию.
Черт с ним, с этим Кузьмичом. Нельзя весь день только о нем и думать. Посмотрел на часы. Двенадцать, поздновато. Может быть, и не спит еще. Позвонить. Последние дни его все больше и больше радовало общество Жени. Девушка льнула к нему, как былинка в непогоду к стволу дерева. Он не думал о том, нравственно или безнравственно поступает. Да, Женя значительно моложе его. Но она ищет с ним близости. Сейчас ей нужна сильная и крепкая опора. Так почему ему избегать этих встреч? Кумушки скажут, что они не пара. Анатолий, конечно, больше подходит ей по возрасту. Но она сама предпочитает его своему юному другу. Может, и не стоит кружить девочке голову? Но почему кружить? Разве он уже не может думать о семье? С Женей ему светлее, он чувствует прилив сил, молодеет. Если она согласится…
Снял трубку телефона. Только услышал голос Жени, как на пороге с полосой в руках появился Герасим Кузьмич. Не желая при нем вести разговор, лаконично сказал не то, что думал. Хотел пригласить ее пройтись по ночному городу, а произнес два слова:
— Не спишь? Зайду…
Женя, судя по всему, растерялась. Несколько секунд молчала, потом нерешительно ответила:
— Пожалуй, поздно. Все равно заходите, буду рада.
Криницкий повесил трубку, вопросительно посмотрел на заместителя.
— Матрицую последнюю полосу.
— Добро. А я ухожу.
— Имеете полное право. Два дежурных редактора — излишество.
— Совершенно верно, — согласился Криницкий, — машина мне не понадобится, распоряжайтесь сами.
— Старая галоша? — услышал Павел Петрович в телефонной трубке голос Криницкого.
— Вспомнил наконец.
— Чем занят? — осведомился Олег Игоревич.
— Ловлю одного управдома. Понимаешь, жалуются люди на него.
— Нельзя ли охоту на управдома перенести на завтра?
— А сегодня?
— Сегодня поедешь со мной в Заозерное.
— Купаться рано. К рыбной ловле не приучен.
— В ресторане посидим, за рюмкой водки поговорим. Исповедаться хочу, — признался Криницкий.
— Нашел попа.
— Поп не поп, а рассказать тебе об истории, которая со мной приключилась, должен.