— Куда? — спросил Павел Петрович, с беспокойством заглянув в глаза сына, — только, пожалуйста, без всяких фокусов.
— Пойду дышать воздухом, — раздраженно ответил Анатолий, и в тоне его можно было отчетливо услышать: «Отвяжитесь со своими советами»!
Улицы Принеманска были пустынны. Свет фонарей пробивался сквозь молодую листву лип, на тротуарах дрожали причудливые фантастические тени.
Куда пойти? Анатолий остановился на перекрестке проспекта и улицы, которая вела к дому Жени. Вдали показалась знакомая фигура Криницкого. Торопится к ней. Наверное, ее не смущает столь поздний визит. Что если войти вслед за ним? Вот будет переполох. Нет, не годится. Да и ни к чему.
Зайти в ресторан? Какой ресторан открыт в столь поздний час? И желания никакого нет. Надо искать другой выход. Жить с ними в одном городе тошно, значит, надо уехать. Куда? Спишусь с какой-нибудь областной газетой…
— В такой поздний час и один? — перед Анатолием стоял первый секретарь горкома.
— Добрый вечер, Станислав Иосифович, решил немного перед сном подышать. Долго читал и вот…
— Я в твоем возрасте в такую пору девушек провожал.
— Неправда, — возразил Анатолий, — в моем возрасте вы были на фронте. Вам было не до девушек.
— Дотошный. Девушки славным ребятам и на фронте не противопоказаны. Постой, почему ты какой-то встрепанный?
— «Любовная лодка разбилась о быт», — помните, как писал в предсмертной записке поэт.
Неожиданно для себя Анатолий стал рассказывать этому, по существу постороннему для него человеку, историю и печальный финал дружбы с Женей Печаловой. Только не назвал настоящих имен и фамилий.
Секретарь горкома внимательно слушал исповедь молодого журналиста, шагая с ним рядом по ночным улицам Принеманска, напоенным ароматом цветущих садов, свежей зелени.
— Значит, выходит, что этот пожилой, занимающий видное положение товарищ, — уточнил Курелла, — «увел» твою девушку?
— Нет, этого я не говорил, — возразил Анатолий, — скорее всего она сама к нему ушла. У нее беда стряслась. Мать умерла. А он такой представительный, обеспеченный, умный… В шторм лучше находиться на комфортабельном теплоходе, чем в утлой лодчонке.
— Ну, а ты? Ты боролся за свою девушку?
— Нет, к чему?
— Как это — к чему? Если любишь, так должен доказать ей, что ты лучше, что ты молод, а жизнь у вас впереди.
— Если любишь!
— А если не любишь, так чего злиться? Сильно это в нас еще, обывательское самолюбие. Сам, небось, не предлагал своей девушке ни руки, ни сердца. Так время проводил. А пришел другой, с серьезными намерениями, — сразу завопил: «Караул, грабят! Отбирают любимую игрушку!» Негоже так, парень. Умей подавить свою мужскую гордость. Пойми, раз девушка предпочла тебе, молодому, симпатичному, способному парню, человека немолодого, значит, у него достоинств больше твоего. Разберись в своих недостатках, чтобы в другой раз не попасть впросак. Тоже герой. «Любовная лодка разбилась о быт». Сменим пластинку. Как в редакции относятся к предложениям Криницкого?
— Кто в восторге, а кто протестует.
— Ну, а ты что скажешь?
— Я? Мне все равно. Хочу уехать куда-нибудь в другой город.
— Вот оно что. Хочешь бежать с поля боя?
— Почему? — обиделся Анатолий.
— В редакции сейчас бой старого с новым, а ты, значит, в кусты. Так ведь выходит. Однако, спасибо, что проводил. Вот здесь я и живу. Заболтались мы с тобой. Завтра на работу.
Трум-трум-ту-ру-рум… Прозвучал знакомый марш, и футболисты выбежали на поле. На стадионе, кажется, собрался весь Принеманск. Пришли даже те, кто никогда не интересовался футболом. Спортивный жребий свел в игре на кубок СССР принеманскую команду «Волна» со знаменитым московским клубом, неоднократным чемпионом страны и обладателем хрустального приза. Такие мастера — редкие гости в Принеманске. Грех не посмотреть их игру. Билеты доставались с боем. Анатолий взял с собой Сергуньку. Все места в этом ряду занимали работники редакции.
Регина Казимировна Маркевич попросила Светаева показать знаменитого нападающего, о котором в «Комсомолке» был фельетон «Звездная болезнь».
— Десятый номер на майке, видите? Это он, — Светаев стал подробно рассказывать, что собой представляет «десятка». В разговор включились болельщики, сидевшие в нижнем и верхнем рядах.
— Десятка — лучший нападающий в Европе, — охотно объяснял сидевший над Маркевич грузный мужчина лет пятидесяти. — Может тягаться и с Эйсебио, и с самим Пеле.