Далеко не в прекрасный ноябрьский день, когда уже землю покрыл первый снег, но по-настоящему зима еще не наступила, отца и меня вызвали в «жвальгибу». Ну, вызвали так вызвали — никуда не денешься, надо идти.
Постучали в дверь, тихонько переступили порог. Начальник «жвальгибы» посмотрел на нас таким взглядом, что даже в животе захолонуло. На столе перед ним пистолет лежит. Не очень большое удовольствие смотреть на этот пистолет. Всякие дурацкие мысли в голову лезут. Отец потом говорил, что он даже с жизнью распрощался, думал, что, мол, все заплаты уже поставил на пиджаки и штаны земляков.
— Ступайте сюда, — поманил нас пальцем начальник «жвальгибы».
— Слушаем вас, господин начальник, — ответил отец дрожащим голосом, и я почувствовал, как он руку мне на плечо положил. Видно, стоять трудно стало. Дело прошлое, могу признаться, что и у меня ноги дрожали.
Начальник на газету показывает, что на столе лежала, спрашивает:
— Узнаете?
— А как же, пистолет, — ответил невпопад отец. Видно, его загипнотизировал пистолет, что лежал на столе рядом с газетой.
Начальнику бы рассмеяться, а он рассвирепел:
— Ты что это, дурья башка, комедию сюда пришел разыгрывать. Пистолет! Вот я тебе покажу сейчас пистолет. Я не о пистолете спрашиваю, а об этом, — начальник «жвальгибы» ткнул пальцем в русскую газету, прямо в портрет человека, изображенного на снимке.
— По-русски читать умеете? — спросил начальник.
— Какая же у нас грамота, — ответил отец. — Мы и по-литовски не очень, чтобы…
Меня же охота разбирает узнать, что в газете написано. Поэтому я робко признался, что хотя я и не сильный грамотей, но немного по-русски читаю.
— Читай! — приказал начальник и сунул мне под нос газету. — Вслух читай!
В газете напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР, а в нем говорится, что Герой Советского Союза Яков Владимирович Смушкевич награждается второй Золотой Звездой Героя. Глазам своим не верю: все сходится — имя, отчество, фамилия. Неужели это мой старший брат, о котором столько лет не имели вестей? Неужели наш Яша в Москве стал таким большим начальником — комкор, летчик, герой?
Начальник «жвальгибы» увидел, что мы с отцом очень обрадовались, разозлился, да как гаркнет:
— Марш к печке!
Мы с отцом бросились к печке. Той самой, облицованной кафелем, с толстым амуром. Начальник командует, чтобы мы навалились на печку. Отец с одной стороны, а я с другой на теплый кафель нажимаем. Глупое занятие, согласен, но что сделаешь, если начальник так велит. Нажимаем на проклятую печку, будь она неладна, со всех сил, аж рубаха к спине прилипла, а начальник знай покрикивает:
— Не жалейте сил, нажимайте!
Долго он нас у этой печки держал. Натешившись вдоволь, подозвал к столу:
— Вот когда эта печка с места сдвинется, тогда и монумент вашему Яшке в Рокишкисе поставят.
Печка на месте осталась, а начальник «жвальгибы» вкупе с другими фашистами бежал из Литвы. А вскоре и генерал Смушкевич прилетел в Рокишкис.
У каждого человека есть свое самое дорогое место на земле. Это место, где родился, где сделал первые шаги, где увидел небо и произнес простое и ласковое слово «мама». Таким местом для Якова Владимировича Смушкевича и был его родной Рокишкис — маленький городок в озерно-лесном крае Литвы. Сколько раз во сне и наяву ему виделся провинциальный Рокишкис. То он вспоминал о Рокишкисе среди позолоты кремлевских залов, то — на курортном побережье Черного моря, он тосковал о родном городке в прекрасном Мадриде и среди унылых песков Монголии.
Из Рокишкиса он уходил в старом пиджаке с отцовского плеча. В кармане краюха хлеба. Уходил по дороге, разоренной войной, в жизнь, вспененную революцией. Вернулся в родной городок в генеральском кителе, на котором сияли две звезды Героя.
Смушкевичи не были тщеславными людьми, но, вспоминая возвращение Якова Владимировича в Рокишкис, мать его говорила:
— Чтобы прожить один такой день — не жалко жизни. Самая большая наша гордость — дети. Великая честь для отца и матери, если их любовь к сыну разделяет народ.
Утром старый портной вышел из дому, чтобы показать Якову Владимировичу Рокишкис, но, по правде говоря, старику очень хотелось, чтобы соседи увидели его рядом с сыном — генералом.