Надо их понять, сдружиться. А я почему-то все время вспоминаю контору по заготовке рогов и копыт. Кто из подручных Остапа Бендера был приверженцем морской формы? Кажется, Шура Балаганов. Как же зовут Урюпина? Ах да, Виктор. Чем же обеспокоил он Смидовича? Разошелся ли он с женой? Надо будет поинтересоваться. Редактор меня не предупредил, что Виктор Антонович алкоголик. Нет, так нельзя судить о людях — безапелляционно, категорически… Может, выпил от безделья, со скуки. Вот начнем работать — и он сразу станет серьезнее. Сказал же Смидович, что Урюпин стоящий журналист.
Что за человек претендент в ответственные секретари Борис Задорожный? Вечером разговор у нас не получился. Он недружелюбно отозвался о своих товарищах. Это вызвало раздражение. Почему? Разве на меня они произвели отрадное впечатление? И все-таки мне не понравился его тон. Понимаю, что и мой тон ему не пришелся по душе.
Ворочаясь с боку на бок, я не щадил и себя. Впервые мне предстоит играть роль «руководящего товарища». Что-то быстро я в нее начал вживаться. Этакий всезнающий начальничек. Любуйтесь, мол, мною, как-никак столичная штучка. Сейчас мне кажется, что я был с товарищами высокомерен, играл в неприступность.
А может быть, выбранный мной тон и правилен. Не подыгрывать им, не становиться рубахой-парнем. Но у нас в «Красном знамени» отношения были проще, никогда не подчеркивалась разница в служебном положении. Сравнил! Там же коллектив годами формировался, традиции… Здесь надо создавать традиции. Поэтому так важно с первого дня установить правильные отношения. Хотелось хоть чуточку походить на Сергея Борисовича — быть уравновешенным, справедливым, дружески расположенным к товарищам по редакции… Смогу ли? В Принеманск я прилетел, словно кому-то сделал одолжение. Вот, мол, какой я несчастный. Оставил в Москве больную жену, подходящее жилье и приехал черт знает куда… Дыра… Путешествие в прошлое… Период нэпа… Придумали невесть что! Интересно получается: как дело доходит до самокритики, так и ищешь себе компаньона. Может, это Долинин и Ирина Ильинична меня настроили на пессимистический лад? Нет, Пашенька, никто тебя не настраивал, своим умишком дошел до этого. Представил себя этаким миссионером с партийным билетом. Какой же ты будешь редактор, если по уши не влюбишься в Принеманск, не поймешь его, не увидишь и не оценишь его прелестей. Выбрось из головы, что ты мудрее других и приехал поучать недорослей. Проще, скромнее веди себя, и жить будет интереснее, увидишь, как много привлекательного в новом городе. Какие в нем живут мудрые, бывалые люди.
Оказывается, есть на свете бессонница, не выдумали ее люди. Я почти убедил себя стать ангелом во плоти. До утра шевелил лопатками — не начали ли расти крылья? Нет, не растут. Наверное, потому, что всю ночь курил. Какому ангелу приятно поселиться в комнате, прокуренной, как пепельница.
Утром, когда мне показалось, что я, наконец, смогу заснуть, пришел парень с петушиным гребнем. Информация Задорожного, очевидно, была неточной. Никаких следов бурно проведенной ночи на его лице не осталось. В отличие от меня он выглядел свежим, хорошо отдохнувшим человеком.
— Павел Петрович, поступаю в ваше распоряжение добровольным гидом, — предложил Анатолий Платов. — Я покажу вам Принеманск, и вы поблагодарите судьбу в облике Центрального Комитета, которая вас сюда направила.
— Правда, вам нравится Принеманск, Анатолий Александрович?
— Любопытный город.
— Красивее вашего Ярославля?
— Сам-то я родом из Старой Русы, институт журналистики кончал в Ленинграде, потом уже работал в Ярославле.
— Тогда ваш отзыв о Принеманске особенно дорог. Можете сравнивать.
— С Ленинградом? Нет, Павел Петрович, я не ищу в Принеманске уголков, напоминающих другие города. Меня увлекает своеобразие города, его несхожесть с другими.
— Развалины всюду похожи друг на друга… Впрочем, охотно принимаю ваше предложение. В облисполкоме свидание мне назначили на двенадцать. Времени уйма.
Город, залитый яркими лучами солнца, сегодня показался более привлекательным, чем вчера. По проспекту дошли до высокой башни, застывшей в карауле у колонн собора. За ним виднелся высокий холм, заросший кленами. На его вершине краснели руины какого-то замка. Платов, не спрашивая согласия, вел по местам, которые, видно, полюбились ему. Через деревянный узкий мостик перешли на другой берег маленькой речки, по тропинке, круто взбегающей вверх, поднялись к вершине холма. Это была не та гора, что виднелась с соборной площади. Развалины замка теперь оказались под ногами.