Выбрать главу
* * *

Она спустилась вниз, рукой скользя по перилам. На кухне достала из ящика фонарик и распахнула дверь в подвал – шаткие скрипучие ступени уводили в густую промозглую тьму, будто в пещеру. Батарейка садится. И почему эти фонари никогда толком не работают?

В подвале она неуверенно нащупала путь через нагромождение коробок, паутину, завалы какого-то отсыревшего старья. Как же холодно здесь, и противный запах откуда-то доносится.

Наконец добралась до распределительного щитка, пошарила фонариком по переключателям, все надписи на которых давно стерлись, и повернула один из них.

Сперва ничего не произошло. Но спустя пару мгновений она почувствовала, как дом вздохнул и тихонько загудел над ее головой.

Рут взобралась обратно по лестнице, держась рукой за холодную гладкую палку перил. Питер наверняка уже потерял ее, беспокоится.

В холле она снова остановилась перед зеркалом, теперь уж точно в последний раз. На щеке какая-то сажа. Лизнула палец, потерла.

И тут услышала звук где-то наверху. Шаги?

Подошла к подножию лестницы и прислушалась. Позвала:

– Питер? Это ты там?

Никто не ответил.

Показалось, должно быть.

Глава 2

Через пять минут на лужайке под окнами школьной столовой она остановилась снять туфли. Она редко надевала их, туфли оставались парадными и неразношенными, бежать в них было бы невозможно. И все-таки она надеялась, что никто сейчас не выглянет в окно и не увидит, как жена старого директора, подхватив башмаки и растеряв достоинство, несется босиком в одних чулках вверх по холму.

На пустые лужайки, крыши строений тихо спустился мягкий вечерний свет. Темный блестящий плющ, вившийся по кирпичным стенам, доходил кое-где до второго этажа. По небу проносились птицы, стремительно подлетали к стенам и исчезали в них, словно ныряли в воду. Это зрелище никогда не утомляло ее. То тут, то там листья подрагивали – птицы устраивались на ночлег. Рут нравилось слушать вечерний шорох, исходивший от стен. Они будто оживают. Как зеленые лохматые великаны из кирпича и известки, просыпаются и потирают затекшие конечности.

Здание школы казалось совершенно пустым, но когда она взобралась наконец на вершину холма, из открытых окон до нее донесся приглушенный напев оркестра, позвякивание посуды и мальчишечьи голоса. Мешанина звуков плыла над тихим вечером и производила странное, прямо-таки инопланетное впечатление. Невидимые гости, навечно приговоренные к своему невидимому ужину, подумалось Рут.

Тихий, чистый воздух казался фарфоровым – ничто не напоминало о грозных штормовых предупреждениях по радио; видимо, злобные торнадо перенесли свои коварные планы в другое какое-то место. Рут обвела глазами такой знакомый пейзаж: кольцо зданий на вершине холма, полукружьем поднимающаяся к ним подъездная аллея и на ней – тающий в ранних сумерках белый свет фонарей. На бархатном склоне разлеглись огромные косматые тени деревьев.

Ох, как не хочется в помещение, не хочется уходить отсюда. Вот бы улечься на сочной траве, вдыхать сладкий воздух и глядеть, глядеть, как появляются на небе звезды…

Под вечер стало прохладно, но прогулка бегом разгорячила ее. Мошкара кружила над лужайкой, то сбиваясь в тучи, то рассыпаясь гудящими точками. Рут отерла пот со лба и перехватила туфли в другую руку.

Церковный колокол отбил час.

Спустя мгновение, в тишине, сменившей звон колоколов, она вдруг поняла, что все звуки в столовой внезапно стихли.

Она остановилась. Нет, не показалось – в самом деле, ни звука: ни ножа по тарелке, ни позвякивания бокалов, ни голосов. Тишина накрыла ее плотным капюшоном.

Две ласточки перед ней куда-то торопились, разрезая воздух крыльями, то ныряя вниз, то взмывая вверх, огорошив ее таким внезапным соседством. Но быстро скрылись, потерявшись в кромке темного леса. По коже пробежали мурашки, будто она коснулась чего-то влажного.

Тишину нарушил нежный напев какой-то пташки. Будто вопросительный, а через секунду снова – жалобный.

Что-то случилось! Что-то, отчего все в столовой внезапно притихли.

Она любила прекрасную старинную залу, в которой мальчики и учителя обедали: темные дубовые балки на высоком потолке, свет бьет в продолговатые окна и рассеивается над тобой золотыми лучами. А внизу, в сумраке – морское дно, да и только – накрыто сорок круглых столов: белоснежные скатерти, тихо плывущие тени и две сотни мальчишечьих голов, склоненных над тарелками. От потускневших кофейников, выстроившихся вдоль стены, поднимается пар, нагреватели шипят и пощелкивают, и видно, как над ними подрагивает воздух. Из кухни доносится аромат булочек, мяса, тушеных овощей и чуть тише, из посудомоечной комнаты – запах отбеливателя, крахмала и воды для полоскания.