Он собрал волосы Аны в руку и перекинул ей через плечо, подальше от своего лица, как будто бы ветру это помешает растрепать их вновь.
— Прости еще раз за сцену с Кеннетом… я правда не собиралась, — Ана знала, что повторяется, но ее все еще сдавливала неловкость, стоило ей вернуться в свои мысли.
— Не извиняйся, ты тут не причем, — непринужденно ответил Ян.
— Это я тебе пример подаю, — кольнула Ана, убедившись, что его это не беспокоит.
— Там в окне тоже пример подавала? — лукаво парировал принц, крепче прижимая ее к себе.
— Господи!
— Зови м…
— Не смей! Эта шутка устарела еще до твоего рождения.
— Кто сказал, что я шучу?
— Да ну тебя.
Поместья, утопающие в зелени садов, постепенно сменялись теснящимися друг к другу домами. Ана спиной ощущала тепло тела Яна, а лицом — холодное и бодрящее дыхание ветра. Солнечные лучи, словно нежные руки, ласкали ее лоб и щеки, развеивая тревоги и даря ощущение безмятежной детской непосредственности.
Шумная толпа на улицах заглушала щебет птиц, мощеная дорога, уходящая вдаль, разбегалась лабиринтом переулков и закоулков. Лошадь замедлила шаг, фыркая и прядая ушами. Ана с любопытством вгляделась в оживленную картину города. В ее глазах мелькнуло узнавание, она уже видела эти места, но они все равно казались ей чужими.
Звуки колясок и топот людей сменились криками зазывал и лязгом металла. Веселый смех детей разносился по ветру и сливался с мелодией уличных музыкантов. Словно сердце города, ритмичный стук раздавался из кузницы. И сердце Аны забилось в такт. Они въехали на рынок.
— Зачем мы здесь?
— Проезжаем мимо. Ты рада вернуться сюда? — Ян, довольный собой, обнял Ану за плечи и подмигнул.
Конь остановился рядом с лавкой, которая ломилась от спелых фруктов. Ана несмело сглотнула ком в горле и взглянула на торговку, что жилистыми руками укладывала в корзину груши и яблоки. В ее волосах прибавилось седины, на носу красовались сползшие набок очки, но под ними было все то же живое загорелое лицо.
— У нее всегда были вкусные яблоки, — растерянно пошептала Ана.
— Знаю, — Ян повернулся к женщине и окликнул ее по имени.
Она заметила его и расплылась в лучистой улыбке. «Мальчик мой, ты вырос!» — «Да, теть! Как сын?» — «Стал подмастерьем бакалейщика, гордость моя. Тебе яблок?» — «Самых сладких!» — «Уже с девицей гуляешь, проходимец! Вот тебе, красавица», — женщина подошла к лошади и протянула Ане пару яблок.
Ана обернулась к Яну и увидела, что его лицо светилось счастьем, так неподходящим ему раньше. Он все же был для нее сказочным принцем. Его царственность проявлялась не в роскошных одеждах и снисходительном взоре, а в румянце на щеках, выбившихся из хвоста волосах и простых, но добрых словах.
— Спасибо… — Взяв яблоки, она на мгновение ощутила тепло рук торговки.
— Кушай на здоровье и не обижай его! — женщина кивнула на Яна, и они рассмеялись. И Ана рассмеялась вместе с ними.
Ана и Ян поехали дальше. Она протерла яблоко рукавом и впилась зубами в его желтый бок. Сок брызнул в рот вкусами лета, меда и далекого прошлого.
Глава 81. Тревога прячется в ветхих стенах
Когда Ана заметила, что торговые ряды редеют, запахи свежего хлеба, дурманящих специй и жареного мяса сменяются забивающей нос пылью, а людей вокруг становится все меньше, она поняла, куда Ян ее везет, и затихла, не зная, какие чувства ей предстоит пережить. Впереди ее ждало недостроенное городское поместье, пустующее и разваливающееся. Темный подвал, где эхом отражались страхи. Ее мрачное убежище.
— Я не уверена, что хочу туда возвращаться… — она пробормотала едва слышно.
— Нам там было хорошо, ты забыла?
— Ты же знаешь, что помню. Но…
— Закрой глаза ненадолго и потерпи, — Ян положил ей руку на веки, — я долго готовился к этому моменту.
Она послушно опустила ресницы, чувствуя тепло его ладони, и сосредоточилась на ведущих к неведомому стуку копыт, теплом касании и щемящей ностальгии.
Этот дом не был полон счастья и радости. Его стены хранили лишь эхо давно ушедших дней, когда в полумраке подвала рыдало отчаявшееся детское сердце.
Тогда она еще скучала по родителям, которых никогда не знала. В пустоте души, где должны были быть их образы, царила тоска по несбывшемуся. «Радовалась ли мама, когда я родилась? Жива ли еще?». Ее терзала вина, что она не помнила ее лица. «Ее ли мои черные волосы или отца?». А потом она злилась на них, на мир, на себя…
В темноте закрытых глаз проносились трагедии, которые Ана оставила далеко позади.