Она кивнула, соглашаясь, и спросила, что делать дальше. Кеннет обнял ее и закружил от радости. Хельга предложила ей войти в свой разум.
Это было легко и естественно, совсем не так бурно и хаотично, как когда она побывала в воспоминаниях графа. Пространство заполнял голос Хельги, ведущей ее вперед.
— Так вот, что значит разум богини, что распоряжалась человеческими сознаниями…
Хельга рассмеялась и ответила:
— Да, птенчик. У меня здесь безопасно — годы упорных тренировок научили держать разум чистым.
— Почему вы отказались от божественности?
— Как я и сказала, мне нравится быть человеком. И я с радостью прекращу помнить вечность, забуду мучения от бытия там, наверху.
— Неужели там так тяжело?
— Ты справишься. Мой Свет, а нет, теперь твой — хороший спутник. Я любила, настала твоя очередь. Хотя ты ведь и станешь мной, когда я еще не желала быть рядом с людьми… Но у богов есть обязанности, знаешь?
— Догадывалась. Какие же?
— Свет — бог помогающий, а Тьма — карающая. Свет слушал молитвы, отвечал на них, наблюдал за добродетелью, вознаграждая. Я же слушала души темные, души жестокие и решала, на сколько заточить их в… — она запнулась, — том, что вы называете ад. Только заточение не вечное. Души отбывают наказание и отправляются в перерождение.
— Я стану богиней смерти?
— Если тебе нравится это имя.
— А сейчас что с душами добрыми и злыми?
— Люди пока сами по себе, никаких поблажек, никаких наказаний. Но они справляются.
— Понятно… Вы точно хотите все забыть? Это же вы.
В центре тишины, где скрывались мысли всех перерождений богини, парил огромный шар, он пульсировал и вспыхивал то мраком, то яркой радугой. На нем было сложно сосредоточить внимание. Он, словно расплывающиеся пятна, что плавают по векам закрытых глаз, то норовил пропасть, то тянул к себе.
— Я жажду забыть, птенчик мой. Только так я смогу навсегда принадлежать вашему миру. Как тебе нужно обрести, так и мне — потерять.
Ана кивнула и попрощалась с Хельгой. С той, которую она знала. И окутала шар памяти теперь уже своей Тьмой.
Глава 100. И Тьма нигде, и всюду Тьма
Это оказалось до неприличия просто. Разум богини добровольно вверился Ане, и она приняла его.
Кеннет проводил Хельгу в ее комнату. Теперь она помнила только те жизни, что провела в человеческом обличии, и позабудет их со смертью. Как и все люди.
Граф вернулся и торопливо заключил Ану в крепкие объятия. Нетерпение в нем смешалось с безмятежной уверенностью.
— Ты готова? Не хочу здесь и минутой дольше оставаться, — спросил он.
Граф тоже ей доверился. Ана стала для него спасительной соломинкой и равнодушно пожала плечами.
— Нет.
— Почему? — Кеннет нахмурился.
Ана смотрела на него отстраненно, как бы оценивая. Он был удивлен, потому что в памяти Тьмы не должно было остаться хороших воспоминаний о человечестве.
— Я не забрала память. — Она улыбнулась, но стеклянные глаза остались безразличны.
Кеннет замер, держа Ану за плечи. Она ощутила, как он сдавил их сильнее. Он не понимал.
— Тьма хотела забыть божественную часть, а я ей помогла. Но мне она тоже не нужна. Я уже говорила, что хочу сохранить свою личность.
Кровь отлила от его лица, делая кожу смертельно бледной, и даже губы посинели. Он открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.
— Нет. Не может быть. Ты не способна на такое. — Граф отстранился. — Не шути так.
— Я не шучу, — Ана размяла шею.
Она плохо спала в последнее время, а теперь еще и все это. Кеннета начало потряхивать, он схватился за голову и сел на кровать.
— Ты хоть понимаешь, что натворила? — его голос звучал, словно утробный рык: защищавшийся, злой, потерянный.
— Помогла Хельге, — Ана зевнула.
— Ты убила богиню! — растерянный бог сорвался на крик. — Это был единственный способ вернуть ее!
Он снова подошел к ней и потряс за плечи, пытаясь привести в чувство.
— Значит, она хотела умереть.
Ану не надо было никуда приводить. Она уже пришла.
— Да что с тобой такое?.. Тебя будто это ни капли не волнует! — Кеннет смотрел на нее оторопело.
— Так и есть.
— Как ты можешь? Я же знаю тебя! Где твоя совесть, где вина, где сомнения?! Ана!
— Ой, не кричите, нет их и нет. Я вечно в тревоге должна быть по-вашему?
— Ана… — он растерянно повторял ее имя, — как давно… как давно ты их не чувствуешь?