Еще сегодня утром она радостно готовилась к предстоящему балу: дописывала домашнее задание, которое точно не успеет сделать после, накручивала локоны на свои черные неподатливые волосы, отглаживала платье, на которое копила целый год. В Академии каждый год проводилась церемония совершеннолетия — все ученики и ученицы, которым исполнилось девятнадцать, после этой церемонии имели право участвовать в светских мероприятиях. Именно с этого возраста можно начинать искать себе пару. Из-за своего происхождения Ана и не надеялась, что будет интересна хоть кому-то из мужчин, но бал означал еще и окончание обучения в Академии, поэтому она его так ждала. Наконец-то она станет свободной.
На мгновение подвал вспыхнул ярким светом. Его было достаточно, чтобы понять — за ней пришли. Ана вжалась в угол и напряглась. Она не собиралась сражаться, это бесполезно. Она — одна из Проклятых, ее казнят. Но сила внутри требовала высвобождения. Если Инквизиторы не слишком талантливы и сильны, она попробует отбиться. «Они ни в чем не виноваты, они защищают город, тебе конец в любом случае». Она не знала, как долго сможет сдерживаться, пока не сойдет с ума.
Неизвестный стоял у двери и не спешил действовать. Ана задрожала, то ли от ужаса, то ли от нетерпения.
— Ты не потеряла контроль над Тьмой, — тихо, будто бы для себя, произнес он.
Этот человек мог быть и не Инквизитором. Что он хочет? Может ли быть, что он из монастыря? Ана не могла терпеть эту неизвестность. Она словно вновь почувствовала на себе руки первосвященника. Она не знала, как мягкое, почти нежное прикосновение может вызывать столь всепоглощающий ужас: будто тараканы забирались ей под кожу, будто ее обливали кипятком. Перед глазами замелькали картины, как он раздевал ее на сцене перед залом, полным людей в масках, как называл цену за то, что с ней могут сделать. Ана попыталась подняться, но ноги не послушались.
Мужчина сделал шаг и немного наклонился, вытянув руку вперед, как обычно подходят к диким животным. Он сделал еще один осторожный шаг.
— Не бойся, я не причиню тебе вреда.
Ана начала всхлипывать. Вся ее внутренняя сила, только что грозившая выйти из-под контроля, вдруг сжалась и ослабла. Она почувствовала себя жалкой и беспомощной, среди ее пленителей было много владельцев Света, а власть их безгранична. Они смогут делать с ней, что захотят.
Рядом с мужчиной вспыхнул огонек, не больше того, что исходит от спички. Он подошел уже достаточно близко, чтобы при желании схватить ее.
— Не подходи, убью, — с трудом прошипела Ана. Она блефовала, сейчас она бы не смогла пошевелить и пальцем, но вошедший точно должен знать, на что она способна.
Когда ее раздевают, Ана не сопротивляется, она просто не осознает, что с ней происходит. Она чувствует каждое касание грубых рук, прохладный воздух, вызывающий мурашки, она чувствует все, и это не просто сюрреалистичный сон — это кошмар. Ана полностью обнажена. Из зала понимается человек, заплативший за то, чтобы ее «потрогать». Он идет к ней на сцену под одобрительные свисты и крики зала. Он подходит ближе и с самодовольной улыбкой хватает ее за грудь. От неожиданности, смешанной с отвращением, Ана толкает его. Мужчина делает шаг назад, а лицо его искажает ярость.
— Я заплатил за тебя, тварь! — он берет хлыст.
Удар.
Можно подумать, что к боли со временем привыкаешь.
Удар.
Это не так.
Удар.
Она падает на колени.
Удар.
Кричит.
Удар.
Он улыбается. Он доволен. Наклоняется к ней, поднимает одной рукой лицо за подбородок, а другой — впивается в раны на ее спине. Хватает ее за волосы и резко прижимает лицо Аны к своему паху. Ее тошнит.
— Сука.
Ана не понимает, чем все это закончится. И уж тем более она не ожидает, что отказ первосвященнику закончится вот так. Она — комок боли, отчаяния и… презрения. Мир вдруг немного замедляется, а человек вновь замахивающийся на нее становится таким незначительным.
«Я сдалась?.. Подчинилась им?..» Ана поднимается на ноги. Сейчас она может сделать все, что угодно.
Бежать.
Человек, чьи штаны в ее блевотине, идет к столику, на котором лежат инструменты для пыток, берет скальпель и перерезает себе глотку.
Когда Ана уходила, в зале было совсем тихо. Кроме нее, никто не вышел.