Было чуть светлее, когда она проснулась. Элии не было рядом, повитухи и мейстеров не было, и она больше не плакала. У ее постели сидел мальчик. «Визерис»,– подумала она, или же это был Бен, она забыла, что Бен был во многих лигах от нее, и уже не был маленьким мальчиком, но потом она приподняла голову и увидела, что это не был мальчик, а взрослый мужчина. «Отец» - ее охватил прилив счастья. «Отец, ты вернулся, ты здесь…»
На нее смотрел Рейгар. Лианна снова уронила голову.
– Где…– смогла она выдавить, и слабо кашлянула. Он склонился над ней, прикасаясь прохладными пальцами к ее шее, помогая ей сделать глоток воды. Она не могла понять выражение его лица, но это уже не было для нее удивительно. Она и его на самом деле никогда не знала.
– Где мой ребенок? – спросила Лианна, когда сумела сделать болезненный глоток.
– У кормилицы, – сказал он. В его голосе не было выражения. Не было печали. Не было гнева. Только пустота. – Он слаб и мал, Лианна. Он родился слишком рано. Я не могу оставаться слишком долго. Через несколько часов мы уезжаем.
– Я хочу его видеть, – прошептала она, стараясь оглядеть комнату, но та была пуста и темна. Окна снова были заколочены.
– Потом, когда поправишься, – отстраненно сказал Рейгар. Он не смотрел на нее. Он смотрел куда-то в покрытый тенью угол, словно видел там кого-то. – Мы поговорим, когда ты поправишься, Лианна. Побереги силы.
Она снова заплакала.
– Пожалуйста, я хочу его видеть. Он должен узнать меня. Я хочу знать, как он выглядит…
Рейгар встал, и его высокая фигура перекрыла все остальное.
– Он похож на тебя.
Лианна замолчала. Чего он хотел от нее? Чтобы она извинилась? Пообещала, что в следующий раз постарается? Попросила его обнять ее?
– Я молился, – сказал Рейгар, и теперь его голос чуть дрогнул. – Но я не понимаю, за что боги так нас наказывают. Наверное, они хотят, чтобы я сначала показал себя, – он остановился, а потом продолжил, словно самому себе. – Это все напряжение. Суд, война… Это не твоя вина, Лианна. Мы не должны винить себя. Я скоро все это закончу, и тогда… – он склонился и нежно поцеловал ее в бровь. – И тогда мы вместе оплачем нашего сына, и начнем все сначала.
– Он не мертв, – пробормотала Лианна, – ты сказал, что он жив, ведь так? Он будет жить.
Рейгар слабо улыбнулся, печально и странно.
– Моя мать потеряла многих детей, Лианна. Это никогда не было легко, но ты справишься, я обещаю.
«Он не мертв, ты сказал, что он еще не мертв», – она пыталась это сказать, но у нее пропал голос. «Ты был неправ» - хотела она сказать. «Ты был неправ, а я права, твое величество. У тебя не будет от меня Висении». Но она слишком устала.
– Засыпай, – сказал ей Рейгар. – Это не твоя вина, любовь моя. Не думай о ребенке. Просто спи.
Она не хотела спать. Она хотела своего сына. Но теперь вокруг нее было темно, а Рейгар был бледным, угасающим светом. Она закрыла глаза и почувствовала, как он сложил ее руки у нее на груди, словно она была умирающей девушкой, в постели из роз и плюща, как в тех красивых сказках. Он некоторое время оставался рядом с ней, а потом она услышала, как он ушел, тихо затворив за собой дверь. Она некоторое время думала о боли, а потом почувствовала, что снова засыпает. В первый раз за многие месяцы, ей не снились сны.
========== Джейн III ==========
283 З.Э. – Штормовой Предел.
Штормовой Предел не был красивым замком, часто думала Джейн. До того, как она отплыла из Грифоньего Насеста со Станнисом, его людьми и женщинами Коннингтон, она только гостила в замке. Это было утомительное путешествие землей и морем из Каменного Шлема. Когда Сванны впервые гостили у Баратеонов, она была маленькой девочкой, пяти или шести лет. Она помнила, как играла на берегу со своими братьями и сестрой, и как они морем ездили на Тарт, на свадьбу лорда Сервина и леди Аланны Пенроуз. Жених и невеста тогда казались впечатляющей парой, оба выше шести футов ростом.
Второй раз ей было пятнадцать, лорд Стеффон и леди Кассана тогда уезжали по делу короля. Роберт все еще был в Долине, и Станнис был как положено вежлив, но не более того. По довольно настоятельным просьбам матери она пошла тогда в замковую библиотеку, чтобы отловить вечно сбегающего лорденыша и попытаться очаровать его своим полным достоинства поведением. Вместо того она отвлеклась на свитки с родословными потомков Дюррана и Эленеи и совсем забыла ловить в свои сети бедного мальчика.
«Бедный мальчик» теперь был ее мужем, и она больше не была гостьей Штормового Предела, хотя и домом он ей не казался, пока Мейс Тирелл стоял лагерем перед воротами, пробившись через людей Грандисона. Обычно браки не начинаются с захвата одного замка, а потом защиты другого от осады, которая длилась уже два месяца. Она не волновалась, что Штормовой Предел падет. Он не пал перед древними богами моря и неба. Он уж точно не падет перед кем-то, подобным Тиреллу, высокомерному обжоре, который не любит ничего больше хорошо прожаренной свинины и звука собственного голоса, судя по его многочисленным попыткам вести переговоры, когда он уговаривал Станниса «подумать о своем невинном маленьком брате и прекрасной юной жене».
Что ж, Станнис никогда не славился наивностью, как Ренли никогда не славился невинностью, а Джейн – красотой. На самом деле, хотя Джейн видела множество детей, и знала, что они могут быть трудными, Ренли был одним из самых раздражающих мальчиков, что она встречала. Конечно, когда-нибудь она его полюбит, потому что теперь он ее родня, и был теперь одиноким сироткой в опасных водах войны, но это не значило, что она любила его сейчас. Ренли было шесть, Ренли был миленьким, Ренли был полон сил и здоровья. А также Ренли был невыносимо докучлив, склонен к приступам веселья, при любых попытках приказывать ему задирал нос, и на каждое замечание находил способ сумничать.
Если бы они не были под осадой, окруженные мрачными и напряженными солдатами, это было бы просто мелким неудобством. Обычно Джейн не считала себя склонной к насилию и бурному проявлению характера, но сейчас ей казалось приличным пообещать свернуть шеи ему и этому невыносимому маленькому Роннету Коннингтону, если она опять увидит, что они играют там, где не должны. Боги великие, в конце концов, это хорошо, что она не была беременна. Она помнила, как ее мать ждала Денниса. Мягкосердечная и доброжелательная Беатрис Сванн тогда больше походила на дикое животное, которое лучше было не будить после заката.
По крайней мере, она не чувствовала себя виноватой, потому что несомненно, рядом со Станнисом она выглядела самой Матерью Небесной, воплощением терпимости и преданности. Сказать, что у Станниса были непростые отношения с младшим братом было все равно, что сказать, что у кошек были непростые отношения с мышами. Она не думала, что мужчина девятнадцати лет и мальчик шести смогут каждый день находить поводы, по которым не согласиться. И они постоянно ей доказывали, что она была неправа. Станнису едва хватало терпения выносить мужчин в два раза старше его, что уж говорить о капризном ребенке. Она из соседней комнаты слышала, как он скрипит зубами, когда внутрь влетал Ренли, что-то крича или борясь с Роннетом.
Им всем было нелегко, она знала. Станнису было нелегко смотреть, как тонут его родители, нелегко было быть привязанным к управлению Штормовым Пределом и воспитанию Ренли, пока Роберт где-то скакал, ходил по шлюхам и веселился с Недом Старком в Долине. Нелегко было Ренли расти без отца и матери, только в окружении балующих его слуг и брата, которому не хватало ни времени, ни терпения на него даже еще до начала войны. И уж конечно нелегко было ей, оказаться между ними, смягчая злость Станниса и капризы Ренли, заверяя всех остальных, что они не умрут с голоду, их не проведут в кандалах и не казнят, как изменников.
Это не было легко, но это можно было вынести. Она бы не назвала их со Станнисом друзьями, но обстоятельства вынудили его обращаться с ней как с кем-то вроде сподвижника, и это было больше, думала она, чем они бы добились, если бы поженились во время мира и процветания. Тогда ему легко было бы ее избегать, встречаться только для того, чтобы заделать наследника или двух. Он был бы доволен своей горечью, как уже много лет до этого, подумала Джейн, каждое утро злясь на солнце за то, что встало, каждую ночь на звезды, за то, что светят, и на мир, который был так несправедлив к Станнису Баратеону. А она была бы решительно преданной долгу, стойко стоя рядом с ним при торжественных случаях, пытаясь заговорить с ним за ужином, пока даже ее решимость бы не сломалась.