Эйрис мертв. Она повторяла это себе иногда, чтобы не забыть, потому что иногда в ее снах она забывала, забывала, что он мертв и сожжен, что его пепел рассеяли по ветру. Иногда в ее снах она больше не была в Винтерфелле, а снова в Красном замке, и гниющий труп Эйриса сидел на троне, подзывая ее ближе к себе.
– Подойди и отдай мне дань уважения, сестрица, – скрипел он на нее неделю назад, улыбаясь и открывая черный рот, полный сломанных желтых зубов и шевелящихся червей. – Я все еще твой король и муж, разве нет?
Огонь лизал ее юбки, когда она побежала, чтобы умчаться прочь от кошмарной фигуры, но перед ней стояли королевские гвардейцы, безглазые и безротые, с обнаженными мечами.
Она проснулась с криком, и Рикард резко проснулся, выпрыгнул из кровати и обнажил меч еще до того, как она успела перевести дыхание. Это прошло, говорила она себе. Она в безопасности, ее уважают. Она никогда не вернется. Иногда она хотела вернуться, хотела, чтобы Рейгар снова был ребенком, хотела, чтобы все началось сначала, пусть даже это значило Эйриса – а потом не хотела этого на самом деле. Никогда. Теперь она видела его только в кошмарах.
Но была надежда. Надежда, что теперь восстание закончилось, надежда, что Элия одержала победу, что Рейгар – она не могла думать такого о нем, он ее сын, она не может желать ему зла, она просто хотела бы, чтобы он не был человеком, которого она из него сделала, которого сделал из него Эйрис – надежда, что все снова будет хорошо, что дом Таргариенов будет править безусловно, что их снова будут любить, бояться и уважать. Может быть, тогда это будет значить, что все того стоило. Может быть, она сможет говорить себе, что все ее страдания, ее скорбь, боль, гнев, все это было не зря. Что она помогла сотворить что-то сильное и непоколебимое.
И была надежда и для Винтерфелла, подумала она, когда показалось сердцедрево, и она остановилась в удивлении и даже тревоге, когда увидела фигуру, сидящую перед ним с маленьким свертком в руках.
– Нед? – позвала она тихо, приближаясь – старший сын был более сдержанным, отстраненным от нее, и она понимала, конечно, она все понимала. – Ты принес ребенка? – в Красном замке никого из ее детей, как живых, так и тех, кто умер, никогда не позволяли выносить из комнат, пока им не исполнился хотя бы месяц. Ей уж точно не позволяли просто уйти с ребенком в руках. Она редко оставалась с детьми наедине. Эйрис не доверял ее суждениям, даже до того, когда заговорил об убийцах.
Но этому ребенку, сыну Неда и Кетйлин, было меньше одного дня. Он был здоровым малышом, несомненно, родившимся с громким криком и полной головой густых темно-рыжих волос, совсем как у его матери. Она увидела, как Кейтлин погрустнела потом, когда Нед увидел ребенка, так похожего на Талли, но ее беспокойство пропало, когда он взял мальчика на руки и поцеловал его красное личико, поблагодарив ее тихим, хриплым, удивленным голосом.
– Мой сын, – сказал он. – Кет, он замечательный. Наш сын.
Много, много лет назад Эйрис сказал почти то же, держа на руках их замечательного маленького мальчика, которого они назвали Дейрон. Если бы он выжил, ему было бы четырнадцать, как Бенджену. Но Дейрон прожил всего шесть месяцев.
– Да, – сказал Нед, когда она, поколебавшись, присела рядом с ним на покрытую мхом землю. – Всех детей Старков приносят сюда, когда они достаточно крепки, чтобы представить их старым богам. Они говорят, это приносит удачу детям. – мальчик мирно спал в его руках, он поправил его, и Рейла неосознанно потянулась помочь ему.
– Надо поддерживать головку, вот так.
Их взгляды встретились, и Нед Старк благодарно улыбнулся, прежде чем снова перевести взгляд на сына. – Я никогда… Это все казалось ненастоящим, нереальным, пока я не взял его на руки.
– Так бывает для многих мужчин, – сказала Рейла. – Вы не чувствуете, как ребенок двигается внутри, не понимаете, пока не возьмете его на руки.
Он помолчал некоторое время, а потом сказал, почти признаваясь.
– Последний ребенок, которого я держал, был Роберта.
Некоторое время она думала, что не расслышала его, но потом он посмотрел на нее этими серьезными, честными глазами, и Рейла вдруг поняла.
– Его незаконного ребенка.
– В Долине, – Нед снова посмотрел на сына, провел пальцем по его лицу, по его закрытым глазам и носу, рту. – Его мать была служанкой из дома Ройсов. Я не помню ее имени, – он казался почти пристыженным этим, как будто это был его бастард, а не Роберта, как будто кто-то мог ждать, что он будет помнить имя девчонки из простонародья. – У нее была дочь. Его дочь. Мия, так ее звали. Он навещал ее каждый день. Меня это удивляло, что он… это была девочка, а не мальчик.
– Роберт не казался человеком, которого будут интересовать дочери, – угадала Рейла, и Нед кивнул.
– Но он любил ее. Он забирал ее у матери и носил на руках, и сажал себе на плечи, когда она подросла, подбрасывал ее в воздух… Я думал, это было просто мимолетное развлечение, – сказал Нед. – Но теперь… Теперь я знаю, что это – держать на руках ребенка от твоей крови, и я… – он замолчал и покачал головой, придерживая язык. Они все так делали, Старки. Даже Кейтлин. Слезы никому из них легко не давались. В Рейле не было такой стали, но следовало что-то сказать, чтобы слезы полились.
– Он был тебе братом, по крови или нет, – мягко сказала она. – А теперь он умер. Ты можешь оплакать его. Ты должен, Нед. То, что случилось – это не твоя вина, ты не можешь себя наказывать.
– Он был мне братом, – это прозвучало хрипло и болезненно, – а я оставил его биться в одиночестве. Умирать в одиночестве. В горящем лесу. Я уже трижды прочитал письмо.
Джейн Баратеон сообщила им о судьбе Роберта. У них не было вестей из Красного замка о Рейгаре, и вот почему так боялась и волновалась Рейла. То, что глаз шторма прошел мимо еще не значит, что опасность миновала. Роберт не сражался в одиночку, что бы не думал Нед.
– У тебя был долг перед твоими родичами. Ты должен был повиноваться приказам отца, – сказала она, положив руку ему на плечо. – Ты выбрал, как мужчина, а не мальчик. Если бы ты пошел воевать вместе с ним, это заставило бы действовать твоего отца. Многие тысячи могли бы погибнуть с тобой. Была бы большая война. Больше смерти и разрушений. Ты выбрал мудро.
– И он умер, ненавидя меня за то, что я его предал, – ответил Нед. – Как трус, женившийся на невесте брата и сбежавший домой…
– Ты не трус, и если то, что ты говоришь о Роберте правда, он никогда не ненавидел тебя, – резко сказала Рейла. – Помни ваши слова, милорд. Одинокий волк умирает, стая живет. Твоя стая выжила. – Она посмотрела на ребенка. – Она растет. Ты не можешь прожить остаток дней, ненавидя себя за это. Это не твой грех, чтобы страдать за него. Ты сделал свой выбор, а Роберт сделал свой.
– Мы обещали всегда сражаться вместе, когда были маленькими, – красные листья чардрева шептались над ними, и Нед почти с интересом посмотрел наверх. – Но когда пришло время, я не смог. Я люблю свою жену, и люблю свой дом. Здесь мое место. Но я солгу, если часть меня…
– Часть тебя всегда будет задаваться вопросом, – сказала Рейла. – Думаешь, только ты жалеешь о прошлом? Испытываешь вину? Я сделала много ошибок. Я была королевой. Королевой Семи Королевств, и я ничего не могла сделать, чтобы не дать безумцу мучить и убивать невинных. Я не могла остановить своего сына от того, чтобы он увез твою сестру…
– У вас не было выбора, – быстро сказал Нед. – Вы были одна, вы не могли…