21 Сентября.
Белое поле. Посреди черного моря. Красный свет маяка, застывший в одной точке. Волны, бьющиеся о скалы единственного острова. Словно стены замка, гряды камня и мрамора защищали белое поле от нападок стихии и воров.
Колоски чистейшей и высокой травы трепетали перед мельчайшим ветром, сумевшим пробраться через защиту, созданными во множестве лет. Непоколебимый страж маяка, готовый отдать жизнь за каждое зерно этой травы.
Пролить кровь, чтобы омыть свою неспособность защитить само миролюбие и страдание каждого сердца, заточенного в растениях. Обившиеся корни вокруг сгнивших трупов, пульсирующая вязкая жидкость, что давала пищу этому стражу.
Но в этот день единственная пища его оказалась ядом, сильнейшим, из когда-либо возникшим посреди сумрака предательств своего разума. Он медленно растекался по сосудам, словно говорил создателю спасибо, создавая новое сырье для белого поля. Мощнейший приток. Его душа стала тем, что уничтожила колоски. День за днем они погибали, поникали землей. Зерна высыхали, и трескались, листья превращались и в гниль и тлели под влажностью бурь, которых ничто не могло остановить.
Пёс Саб стоял посреди гниющего сердца. Он восстал из мертвых стражей покинутого Богом места. Его борьба с своими страхами могла подойти к концу. Но он не мог умереть сам.
Всегда была нужна рука, которая сможет в нужный момент толкнуть покрывшееся трупными язвами тело пса. Скинуть его в море. Но сейчас море было яростно, как никогда. Оно не могло дать и малейшего шанса прийти кому-нибудь на помощь этому жалкому существу.
Его единственной зацепкой стало мертвеющее поле. Как его существование.
– Так тихо…
Буря становилась сильнее. Волны были такой высоты, что могли покорить эти скалы. Истереть их в пыль. Дождь превращал истерзанную и уничтоженную душу в кучи дряхлых и сгнивших мышечных масс, что он изрезал, пытаясь вытянуть своё сердце.
Край пропасти. Бури нет.
Есть лишь город. Город, в котором он родился. Город, который превратился в пепел. Зеленая роща, отделявшая его и эти постройки.
Сотни судеб, как сотни колосков. Восстановить картину. Истоптать траву. Выжечь.
Всё вокруг. Стать стражем пустого места. И ждать. Руку смерти, так любезно и иронично выжидающей в углу, пока остатки ходячего скелета с мясом не выполнят её график смертей. Как продуктивно с её стороны. Видимо, руководство решило, что филиалу на Земле и Мобиусе недостаточно всего одного миллиарда, чьи жизни теперь были во власти демонов.
Не отставать от графика.
Верно, Кайт?
Край пропасти. Тишина есть, нет лишь звонкого ощущения под ногами. Пустота.
Руки сжимали оружие. Даже если это палка.
– Так холодно…
Странные существа. Механические люди. И мотыльки, парящие вокруг. Четыре крыла. Скорость выше. Они сильнее. Но даже внутри механизма таилось сердце.
Живое сердце. Бордовое, изливающееся кровью. Сырое мясо здорового человека.
Звуки. Он так давно о них не вспоминал. Вкус всегда одинаков, зрение обманывает. Звуки… Единственное, что действительно уберегает от смерти.
Наверное, Роботник был излишне настойчив, помогая маленькой собачке преодолеть ту силу, что он получил от странного артефакта. Он слишком хотел помочь.
– Он вылечил тебя, Сэйб.
– Это не мое имя.
– Значит, я возьму его себе.
– Я не знаю, кто ты.
– Я всего лишь ещё грань твоего безумия.
– Но твой голос очень похож… на её.
– Но ведь я не она. Я это ты. Тот, кем ты хотел стать.
Шелест ветра. Не пули, свистящие над головой, не рваные куски мяса, прыскающие кровью прямо в глаза. Оно обманывает его. Все. Кроме неё.
– Поговорим ещё?
– Не об этом.
– Кто первым начал?
– Точно не я.
– может, хватит говорить пустой интонацией?
– Тогда Кайт будет неинтересно.
– Зато Саб доволен.
– Саб всего лишь пустышка. Только эти двое по-настоящему счастливы.
– Я не пустышка. Я реален. Стал реальностью. Плохим вариантом. Жаль бедного щенка…
– Кто здесь?!.. Я спрашиваю, кто здесь?!
И в ответ тишина. Черная, выжженная земля. И впадина длинною в жизнь. Он на дне этого колодца. Борется за право дойти до конца. До единственного логичного конца. Позади идет Кайт. Она держит его за руку. Не потому, что любит его. Потому, что её нет здесь. Она исчезла.
Она полюбила монстра. Но себя она любила больше, как ни парадоксально.
– Ты врешь. Она была со мною до конца.
– Ты съел её? Также, как и сейчас ты убиваешь этих солдат? Покрошил её скелет, как и этих роботов? Как этих людей в стальных доспехах? Ой, вот ведь незадача. Их ещё не существует. Спойлер!
– Ты не прав. Никогда, и ни в чем. Я оставил тебя в прошлом. Стер тебя, Сэйб. Ты уже никогда не станешь мною.
– Ты сам дурак, что оставил меня и себя в живых. Ты должен был догадаться, что шизофрению нельзя искоренить, оставив тело на попечение всего лишь одной личности.
– Ты всего лишь моя жалкий… Мелкий…
– Ты говоришь о себе, как и я. Мы с тобой одно и тоже. Разница лишь в одном. Ты монстр. А я нет.
В груди колет. Кто-то сумел откинуть его мощнейшим ударом, от чего он упал куда-то дальше, вниз, сквозь асфальт и груду металлолома. Винтовка на спине вдавилась в кожу, а затвор врезалась под ребра. Это на секунду отрезвило мозг.
Он может умереть. Но нужен особенный. Тот, кто сделает это не потому, что он монстр…
Они должны убить не монстра.
Они должны убить Саба.
Пёс знал, что это его последний путь. Конец. Это его последний припадок. Один из самых разрушительных. Но напоследок перед тем, как монстр отдаст многострадальное тело для последующего истребления, он хочет поговорить. Наедине с тем, кто не является его фантазией.
– Кайт?
Кошка стояла посреди Хаоса.
Сотни копий Саба застыли в кратком миге убийства. Неважно кого. Мобианца, простого человека, Роботника, гановцев, своего отца, сестры. Или вскрытие могилы своей матери.
Всё это было здесь.
Кэддисон была эпицентром. Той самой осью, вокруг которой всё крутилось.
На её лице не было ни единой эмоции. Тонкие руки скрещены на груди, хвост не дергается, и странно извивается по часовой стрелке. Сарафан коричневого цвета. Белесые плечи. Пустой, словно стеклянный взгляд.
Внутри всё горело. Прощальное слово? Какое? Прямо здесь и сейчас? Нет, он не готов. Принять такое положение вещей. Монстр давал ему уйти от ответа. Но не сейчас.
– Ты очень часто называл меня Кэдди, – на её лице появилась едва заметная улыбка. Глаза оживились, щеки порозовели. В ней снова проснулась жизнь. – А я, как дурочка, дулась на тебя из-за этого. Считала, что это какое-то обзывательство на каком-нибудь очередном наречии Рэбелиона, а я и не знаю. Не обидное. Ты не смог такое сказать даже в шутку. Даже на своей волне. Я искала это странное обозначение. Оно являлось для тебя каким-то очень важным, что ли… Словно только по моей реакции ты мог понять, наяву ты, или в одном из своих многогранных кошмаров.
– Кэддисон, я…
– Не беспокойся. Я скажу всё сама. За тебя, за себя, за Саба, за Сэйба. За твою сестру, Асобию, за твоего отца, Сизайта, за твою мать, Аирам, за кошку Кайт. Потому что я и есть все они. Я их олицетворение. Знаешь, они любили тебя.
Слезы.
– Они стали твоими ступенями на лестнице разрушения. И относительно они могли бы простить тебя. Даже в последнюю секунду. Они благодарны. Что ты пошел до конца.
Падение на колени.
– Им всегда казалось, что ты особенный. Ты выжил после того, как солдаты КРНН избили твою мать, беременную тобой. Тебе было зарезервировано место на кладбище за городом. Нет, не тот отстойник, куда скидывали трупы. Настоящее кладбище. Погребенное тело изувеченного сына. Сизайт любил Аирам, как и Асобию. Но он понимал, на какой шел риск. И он не оправдался. Сизайту пришлось сделать не простой выбор. Спасти тебя, или твою мать. Ты выжил. Ты оказался здоровым.