— С вашей оценкой сложившейся ситуации вполне согласен, — убирая листок, проговорил Дзержинский и устало сел. Все эти дни председатель ВЧК спал лишь урывками — не позволяла обстановка. Посерело от переутомления лицо, черты его заострились, глаза лихорадочно блестели. Однако и в таком болезненном состоянии Дзержинский не позволял себе расслабиться, выглядел, как всегда, подтянутым и собранным.
Лаконично и четко Феликс Эдмундович сообщил о последнем разговоре с Владимиром Ильичей, дал конкретные указания о нанесении удара по окопавшемуся контрреволюционному сброду в Москве.
— Удар по «Национальному центру», «Штабу Добровольческой армии Московского района», другим организациям и военным группам заговорщиков должен быть нанесен одновременно, — излагая суть оперативного плана, говорил Феликс Эдмундович. — Разрозненные аресты лишь заставят противника законспирироваться еще глубже или преждевременно выступить. И то и другое нам никаких выгод не сулит. Удар к тому же должен быть не ответным, а упреждающим…
Этот план, отвечающий сложившейся обстановке и учитывающий реальное соотношение сил, был принят к руководству.
Да, действительно, в Москве надежных, верных войск в ту пору было мало. Они ушли на фронт, на какое-то время стабилизировавшийся в районе Курска. Главной военной силой ВЧК были дислоцированные в Кремле пулеметные курсы, сформированные из бывших унтер-офицеров.
Опорные пункты контрреволюции — военные школы «Выстрел» (пехотная), «Маскировка» и артиллерийская. В одной только «Маскировке» окопалось несколько десятков контрреволюционно настроенных офицеров.
Перед ВЧК встала нелегкая задача — обезвредить белогвардейских офицеров, не допустить их выступления в поддержку Деникина. Для этого по замыслу Дзержинского необходимо было в первую очередь выявить руководящее ядро белогвардейцев и нанести по нему удар.
Перед чекистами — непосредственными исполнителями плана председателя ВЧК — встал вопрос: с чего начать? В создавшейся обстановке промедление смерти подобно. Офицеры могли выступить со дня на день. Срочно были приняты некоторые меры для их нейтрализации. Руководители операции, конечно, понимали, что этим офицерского мятежа не предотвратишь, в лучшем случае — можно лишь ослабить. Их неотступно преследовала мысль: «Надо найти честных людей и опереться на них. Только так можно добраться до белогвардейской верхушки».
С ликвидацией подпольного руководящего штаба Ф. Э. Дзержинский справедливо связывал успех всей операции.
И действительно, такие люди, конечно, были. ВЧК всегда держала курс на поддержку своей деятельности народом, всеми честными людьми, в том числе и лояльно настроенными военными специалистами, бывшими офицерами старой русской армии. И на этот раз руководство ВЧК не мыслило проведение операции без помощи преданных Советской власти людей. У ВЧК уже обозначились кое-какие подходы к офицерской среде. Но пока они только обозначились, достаточным оперативным материалом чекисты еще не располагали. И все же в их руках вскоре оказалась важнейшая нить, которая привела к одному из главных руководителей белогвардейского заговора.
…Артузову позвонили из комендатуры:
— Военный, наймется, доктор, хочет непременно увидеть товарища Дзержинского. Приходит второй раз. Пускать или не пускать?
Сердце екнуло от предчувствия…
— Я выйду, разберусь. Задержите доктора до моего прихода.
Через несколько минут Артузов уже беседовал в своем кабинете с молодым еще человеком в хорошо подогнанной военной форме, с отличной выправкой кадрового офицера.
Артузов представился и спросил:
— Что вас, уважаемый доктор, привело к нам? — он уже знал, что неожиданный посетитель действительно военврач, в настоящее время — начальник медсанслужбы окружной артиллерийской школы.
Вздохнув, доктор просто ответил:
— Совесть…
— Слушаю вас…
— Мне бы хотелось встретиться с товарищем Дзержинским.
— Это вполне возможно. Но мне нужно знать, по какому делу вы добиваетесь такой встречи? Феликс Эдмундович чрезвычайно занятой человек, хотя и старается никому не отказать в разговоре. Может быть, я смогу быть вам полезным?
— Видите ли, я оказался в двусмысленном положении… С одной стороны, я врач окружной артиллерийской школы и должен в интересах этого учреждения не выносить, как говорится, сор из избы… С другой стороны… Словом, дело в том, что по слабости характера я позволил втянуть себя в сомнительную офицерскую организацию, выступающую против Советов.
— Вот как? — удивленно вскинул брови Артур Христианович. — И что же это за организация, каково ее политическое кредо?
Видимо, признание нелегко давалось сидящему перед Артузовым военному.
— Организация офицерская… — с усилием выдавил он наконец, — действует в нашей артиллерийской и других школах… Совесть не позволяет мне молчать. Я не раз слушал Ленина и во многом с ним солидарен…
Артузов усмехнулся по поводу такой искренней политической наивности, заметил мягко:
— Раз вы с Лениным солидарны, значит, и с нами должны быть солидарны. ВЧК-то создан Лениным и является орудием диктатуры пролетариата. И вы должны нам помочь ликвидировать эту организацию, раз она выступает против Советской власти. Кто ее возглавляет?
Доктор замялся:
— Я пришел к вам, как на исповедь, а вы толкаете меня на это самое… на фискальство.
Артузов понимал собеседника: подобные взгляды были типичны для определенной части интеллигентов в то тревожное время, и, конечно, столкнуть с них доктора будет нелегко. Утешало одно: он, Артузов, имеет дело с безусловно честным человеком, хотя и склонным к идейным шатаниям и разделяющим предрассудки своего окружения, но искренне симпатизирующим Советской власти. В конце концов, сообщение об организации в артиллерийской школе — уже конкретный факт, опираясь на который можно работать.
— Так я пойду, — неожиданно заторопился доктор.
Артузову необходимо было задержать его хотя бы на несколько минут. Может, он еще скажет что-нибудь важное?
— Вы же хотели встретиться с товарищем Дзержинским?
— Я предвижу, что он мне посоветует. Я так и поступлю, выйду из организации.
«Господи, — подумал Артузов, — святая простота! Он полагает, что его благородные коллеги-офицеры так и позволят ему добровольно уйти от них. Его же убьют!»
— В таком случае я вас не задерживаю и лишь хочу от имени ВЧК поблагодарить за то, что вы пришли к нам. Ваш приход я рассматриваю как доверие к ВЧК со стороны интеллигентного человека. И еще вот что… От себя лично позволю дать совет: не стоит рассказывать сослуживцам о визите к нам и распространяться о своем выходе из организации.
В глазах доктора мелькнула растерянность, похоже, он понял обоснованность предупреждения. Артузов не был назойлив. Уговаривать доктора не стал, понимая, что тот больше ничего не расскажет. И все же Артур Христианович надеялся, что разбуженная совесть доктора, возникший в душе внутренний конфликт заставят его сделать последующий, более решительный шаг к установлению истины. А пока спасибо ему и за то, что сообщил о конкретной контрреволюционной организации.
Доктор какое-то время нерешительно топтался на месте, потом надел фуражку и было собрался выйти из кабинета. Но не вышел, остановился в задумчивости. «Терзается, — подумал Артузов, — что-то еще хочет сказать».
— Я вам все-таки советую встретиться с товарищем Дзержинским, — сказал он, рассчитывая, что с председателем ВЧК посетитель будет говорить более откровенно.
Феликс Эдмундович принял доктора. В его кабинете военврач действительно разговорился, ругал некую личность:
— Играет в будущего диктатора Москвы, белая кость!
…Вроде бы невзначай и вне связи с контрреволюционной организацией военврач упомянул фамилии начальников двух окружных военных школ: артиллерийской — Миллера и «Маскировки» — Сучкова. Дзержинский сделал вид, что он так и не понял, проговорился доктор случайно или назвал фамилии намеренно, но в такой форме, чтобы не выглядеть перед ним доносчиком.