Андрей распахнул дверь, но не ушёл. В комнату шагнул невысокий парень, в джинсах и в футболке, худенький, очень спокойный. Кругловатое лицо, с нежной, как у ребёнка, кожей, мягкие черты лица; тёмные, очень спокойные большие глаза; мягкие же волосы, слегка распушённые и вьющиеся. Отрешённый ангел, снисходительно созерцающий… Только почему перед моими глазами сразу замельтешила именно эта трава – с гладкими, слабыми зелёными листьями и с гроздью крупных белых цветов с чёрной серединой?.. Почему белена?.. Ангел опустил полусонные глаза на ноги Сергея, сморщился и тихо спросил:
– Что? До сих пор не сдох?
Во мне что-то аж взорвалось от этих слов. Псих!
– И тебе тоже здравствуй, – не меняя брезгливой мины, ответил Сергей.
– Я у тебя поживу дня три, – заявил псих и развернулся уйти.
– В доме не курить – выкину сразу.
Псих даже не ответил: пожал плечами и вышел. От неожиданности произошедшего я как-то подзабылась и выпалила:
– А кто это?
– Шурик. Брат моей бывшей. Ты его не бойся. Он, местами, даже забавный.
Принявшись снова за работу, я подумала, что у мужчин определение «забавный» бывает очень жестоким. Вспоминая лицо Шурика, я ещё вдруг подумала: а ведь этот человек намного старше, чем выглядит на первый взгляд. Ему где-то под сорок. Бывает такой тип лица – долго юное, а потом резко стареет. Вот и этот… Выглядит настоящим ангелом, но вокруг глаз кожа старая, в мелких морщинах. Шурик… Имя этому человеку явно не подходило. Есть в этом типе что-то… змеиное, опасное.
– Оля, как тебе сегодня спалось?
– Нормально. А что? – насторожилась я.
– Сон мне какой-то странный приснился…
Немного недоумевая, я обвернула его ноги марлей, закрепила мешки аптечными резинками. И вдруг поняла. Вчерашнее для него – полубредовый сон, болезненная дрёма, в конце которой он провалился в настоящий сон. Он помнит, что сидел на кровати, но не помнит, каким образом оказался лежащим на постели, с ногами на подушках. Почему он не спросил Андрея? Что его удержало? Побоялся спрашивать? Почему?
Ответы лежат на поверхности.
Он думает, что я была у него ночью, смутно даже припоминает мой приход. Но точно не знает, был ли то сон, или же реальность. С другой стороны, не такая же я сильная, чтобы ворочать его, больного, укладывая на подушки! Поэтому и боится спрашивать, что боится меня обидеть вопросом, не была ли я в его комнатах сегодня ночью. Я открыла было рот немедленно ляпнуть, что – да, была!.. И закрыла. Ни за что. Он слишком много работает. Он слишком много думает о боли, постоянно испытывая её. Пусть подумает о чём-то другом!..
Я коварно улыбнулась его ногам и, смяв улыбку, подняла к Сергею уже серьёзное лицо. Хотя сдерживать улыбку тяжело, особенно когда глядишь в непривычно озадаченные глаза. Правда, эти глаза потеплели, как будто напитались теплом, мягко окружавшим меня с мгновения, как я подумала промолчать.
Сгребла перевязку в кучу и только собралась уйти в ванную, как он окликнул:
– Оля, ты ведь посидишь у меня?
– Конечно. Я же вязанье принесла, так что…
– Ах да, вязанье твоё… Я и забыл.
Он как-то рассеянно улыбнулся и отъехал к столу.
А я снова посмотрела на его светлые волосы и немедленно, уже не таясь, усмехнулась. Ночка та ещё была. Да ещё с рассветом подгадала… В ванной комнате вымыла руки и немного задержалась перед зеркалом над раковиной. Плотно собранные в косу и закрученные на затылке тёмные волосы неплохо бы распустить. Но летом мне всегда жарко. Да и смысл кокетничать, если у меня материнский инстинкт. Да и перед кем кокетничать-то? Перед Сергеем, что ли? Смешно подумать. Я для него та же служащая, что Вадим или Андрей. Правда, с последним что-то не то. Ну не похож он на служащего, хотя ведёт весь дом, всё хозяйство. Если Вадим и в самом деле похож на человека, приглашённого из какой-нибудь охранной фирмы, то Андрей иной раз держит себя так, будто забывает, что он служащий.
Хмыкнула. Не общество, а сплошные загадки.
Выход из ванной ознаменовался ещё одной тайной.
Поехавший было к столу, Сергей не доехал до него. Сидел в кресле, посередине комнаты. Локтем на ручку кресла. Подбородком на кулак. Светлые волосы свисают по обе стороны задумчивого лица. И полное впечатление, что дожидается меня.
А меня вдруг повело – и даже затрясло от странного видения… На лоб ему, под волосы, обруч металлический, мерцающий драгоценными камнями. Плащ тёмный, бархатный – на плечи. Камзол под плащ – с цепью поверх, оттянутой вниз тяжёлой камеей с изображением белой волчьей морды. И сидит не в кресле инвалидном, а на троне… Чего это я – в самом деле?.. Ой, мамочки, глюки пошли…
12.
Прозрачный тюль надулся-натянулся – под внезапным ветром с балкона, но со стороны стены не пускала штора. В комнате заметно стемнело, хотя солнце ещё было видно. Немного удивлённая, не вставая с дивана, я посмотрела на окно. И только заслышав шелест листьев, улыбнулась. Дождь. Тихонько встала, подошла к ближайшему окну. К балкону – это мимо Сергея, потревожу, отвлеку.
Но за спиной – движение. И я, отодвинув тюль, немного посторонилась, чтобы Сергей смог подъехать к окну впритык… Громыхнуло…
– Гроза, – негромко сказал он, как будто про себя. – Оля, ты боишься грозы?
Мне снова вспомнилось, как я прыгала под ливнем… И подумалось: будь тогда гроза, я бы точно впала в неистовство и плясала бы какой-нибудь шаманский танец. Особенно на мосту, когда совсем рядом бездонная в ночной темноте пропасть громадного оврага. И всё грохочет, и всё сверкает!..
– Ну… – начала я – и остановилась, хмыкнула про себя. – Я же дома. Не страшно.
А в следующий момент меня словно той же молнией пронизало: Сергей, коротко и бесстрастно глянув в мою сторону, взял меня за руку. И мы вот так некоторое время созерцали разбушевавшуюся грозу, которая подбавила в своё выступление сумасшедший ветер, от которого по деревьям и кустам будто штормовые волны ходили. А потом Сергей кивнул мне и отъехал снова к столу.
Я какая-то подозрительная становлюсь. Мне вдруг до ужаса захотелось понять, почему он сжал мне ладонь. Такое впечатление, что он меня или утешал, или подбадривал. Что я такого сделала, что он всё-таки решил, что мне страшно?.. Не сделала – сказала, сообразила я. Ему понравилось, как это прозвучало: «Я же дома». И не утешал меня, а принял как сообщника, как единомышленника, что ли. «Мы с тобой одной крови…» Я-то имела в виду – под крышей… Я усмехнулась и задёрнула тюль.
Дождь закончился, сразу выглянуло солнце, а в саду всё засияло, засверкало. Ну вот, и кофточку закончила. Осталось лишь нитки спрятать да постирать, чтобы вещь вытянулась, чтобы нитки встали на месте ровненько… И час мой у Сергея закончился. Только мне всегда неудобно уходить от него, отрывать от работы, напоминая о себе… Как же сейчас уйти…
Пересела на край дивана. Теперь мне видна не только спинка его кресла, но рука на подлокотнике, и волосы. Ага, ничего не печатает. Я осторожно столкнула клубок ниток с дивана – и он с мягким стуком упал на ковёр. Сергей обернулся.
– Ой, извини, нитки уронила.
– Ты будешь завтракать со мной? – думая явно о чём-то другом, спросил он. Глаза вроде устремлены на меня, но выражение лица настолько непроницаемо, словно он меня и не видит.
– Это официальное приглашение? Тогда буду, – весело ответила я.
– Жаль, не получится погулять сегодня…
– Почему?
– Ну, дождь…
– И что? Можно подумать, у тебя здесь дорожка не асфальтовая, а просто тропинка! – возмутилась я. – И так не двигаешься, а ещё гулять не хочешь!
– Только из-за движения? – спросил он, уже развернув кресло и сосредоточенно глядя на меня. – Ты хочешь гулять, только из-за того что мне это надо?
– Нет. Я вообще гулёна страшная. Ты же теперь знаешь, где я живу. Вот представь: выхожу из дома, дохожу до моста, потом по старой дороге до бывшей кондитерской фабрики, там поднимаюсь по огромной деревянной лестнице, если тебе известно, что это такое (он кивнул: «Знаю».). Выхожу на бульвар и спускаюсь к самому заливу, потом поднимаюсь к рынку, а от него уже на троллейбусе: сам понимаешь, с сумками по двум мостам не погуляешь.