«Я как стоял, — рассказывал Ильинский, — так и остался стоять, боясь пошевелиться». Сталин сделал несколько замечаний по поводу туалета Шпиллер. А Барсова, желая помочь Ильинскому выйти из создавшегося положения, представила его Сталину: «Иосиф Виссарионович, вы разве не узнали? Это Игорь Владимирович Ильинский! Он только что замечательно сыграл бюрократа Бывалова в фильме «Волга-Волга»». Сталин протянул бокал в сторону Ильинского, у которого в ту же секунду, неизвестно откуда, оказался в руках точно такой же, и сказал: «Вы — бюрократ, и я — бюрократ! Так давайте выпьем за искоренение этого вредного явления!»
А на следующий день Игорю Ильинскому вручили орден Ленина.
После «Старого знакомого» я снялся в фильме «Миссия в Кабуле», о съемках которого рассказал в предыдущей главе. Потом было еще несколько эпизодов у разных режиссеров, в том числе в фильмах «Двенадцать стульев» и «Иван Васильевич меняет профессию».
И наконец, я испытал особые ощущения, когда работал на съемочной площадке вместе с детьми в киноленте «Приключения Буратино». Меня пригласили на роль Карабаса-Барабаса. Горький говорил, что для детей надо писать так же, как и для взрослых, только еще лучше. С полным правом это можно отнести и к актерам. Дети-партнеры не терпят никакой фальши, и правда общения с ними должна быть безукоризненной. Я это сразу почувствовал на репетициях.
Натурные съемки проходили в Ялте, а павильонные — в Минске. Когда я приехал в Ялту, то застал уже сложившуюся кинематографическую команду детей, за которыми приглядывали сопровождающие их родные, в основном, дедушки и бабушки.
Среди них был один господин из Львова. Его восьмилетний внук играл Артемона. Да и все дети были примерно этого возраста. Что интересно, этот мальчик каждое утро просил у дедушки рубль. Из воспитательных соображений дедушка не спрашивал, для чего внуку деньги. А потом выяснилось, что мальчик тратил их на цветы, которые каждый день на съемках преподносил девочке, игравшей Мальвину.
Эта девочка тоже была интересным созданием. Когда я знакомился с детьми, они сидели в машине. «Мальвина» опустила длинные ресницы и, выдержав паузу, чтобы взгляд ее не пропал даром, — широко распахнула свои огромные небесного цвета глазки. Это было похоже на вполне сознательное кокетство взрослой женщины.
Остальные дети ничем особо примечательным не отличались, хотя все они были обаятельны обаянием ребенка. Но каждый имел свой характер и задавал немало хлопот сопровождающим их родственникам.
Спустя годы, на встрече, связанной с юбилеем фильма, я увидел улыбчивого Диму, сыгравшего Буратино. Тот прелестный мальчик превратился в здорового взрослого парня. Он пытался соответствовать тому, что изображал в картине, но у него это не получалось — ушла детская непосредственность.
Помимо кино я много работал на телевидении. И начинал я тогда, когда не было этих огромных корпусов, не было Останкинской башни. Все телевидение располагалось на Шаболовке в скромном здании с одним павильоном, с одной телекамерой. Ничего не монтировалось, не записывалось. Все снималось одним куском в прямом эфире.
Если пьеса была большая, со множеством перемен, декорация выстраивалась по периметру павильона. Телекамера ездила вдоль декораций, а за ней ходили «кабельмены» — так красиво назывались «тетки» в рукавицах, переносившие вслед за камерой, по мере необходимости, телевизионный кабель. Свет тоже был несовершенен, и потому жара в студии всегда стояла африканская.
Со временем был отстроен второй павильон, усовершенствовалась техника, и снимать было намного легче. На телевидении было два штатных режиссера Б. П. Тамарин и С. П. Алексеев, бывший режиссер Малого театра. Потом ТВ благополучно вышло на цивилизованные просторы.
Такие телевизионные спектакли, как «Игра», «Доктор философии», «Цирк зажигает огни» и особенно «Голос» пользовались успехом у телезрителя.
Телевизионный моноспектакль «Голос» С. Ф. Гансовского поставила режиссер Ремизова. В сюжете рассказа Гансовского, взятого за основу спектакля, присутствует элемент фантастики. Портной Джулио Фератеро, благодаря договору, заключенному с какой-то таинственной силой, читай — чертом, становится обладателем голоса неземной красоты. По истечении срока договора он так же внезапно его теряет, как и получил. Но в нашем спектакле дело было не в чертовщине, а в самом человеке, которому было ниспослано своеобразное испытание талантом. Как он отнесется к нему? Хватит ли у него силы воли, темперамента, интеллекта, чтобы достойно воспользоваться этим, неожиданно свалившимся на голову подарком судьбы?