- Это не доставляет тебе удовольствия? - спросила Афета.
- Видеть всех снова, наблюдать, как их обманом заставили защищать меня? Нет. И с какой бы стати?
- Потому что их не обманывали, не более чем бывал обманут мастер Мальрубиус каждый раз, когда ты видел его после его смерти. Мы нашли их среди твоих воспоминаний и предоставили им судить. Все в этой Палате, кроме тебя, видели одно и то же. Разве тебя не удивило, что здесь я едва могу говорить?
Я повернулся и посмотрел на нее, словно блуждал где-то далеко и услышал ее лишь тогда, когда разговор зашел совсем о другом.
- Наши здания всегда наполнены шумом воды и дыханием ветра. Зато это помещение предназначено для тебя и таких, как ты.
- До того, как ты пришел, - вмешалась Гунни, - Зак показал нам, что в будущем у Урса есть выбор. Он может умереть и переродиться. Или может продолжать жить долгое время, пока не умрет навсегда.
- Я знал это еще с детства.
Она кивнула своим мыслям, и на мгновение мне показалось, что я увидел маленькую девочку в той женщине, какой она стала.
- А мы нет. Мы не знали. - Она отвела от меня глаза и стала шарить взглядом по груде трупов. - Моряки никогда особенно не обращали внимания на религиозные догматы.
Не найдя что сказать, я промолвил:
- Наверно, не обращали.
- Моя мать верила, и это было похоже на сумасшествие, затаившееся в уголке ее сознания. Понимаешь? И я думала, что только так оно и может быть.
Я повернулся к Афете и начал:
- Я хотел бы знать...
Но Гунни взяла меня за плечо рукой, слишком большой и сильной для женщины, и развернула к себе.
- Мы думали, это случится скоро, но сами мы умрем гораздо раньше.
- Нанимаясь на этот корабль, ты плывешь от Начала и до Конца, прошептала Афета. - Все матросы это знают.
- Мы не думали об этом. Не думали, пока вы не заставили нас задуматься. Он, Зак, заставил нас вглядеться.
- А ты знала, что это был Зак? - спросил я.
Гунни кивнула:
- Я была с ним, когда его поймали. Иначе, наверно, я бы так и не поняла. А возможно, и поняла бы. Он сильно изменился, и я уже знала, что он не тот, за кого мы сперва его приняли. Он... Нет, не могу.
- Хочешь, я скажу тебе? - прошептала Афета. - Он - отражение, подражание тому, чем станете вы.
- Если придет Новое Солнце? - переспросил я.
- Нет. Дело в том, что оно уже идет. Суд над тобой свершился. Ты слишком долго думал о нем, я знаю, и тебе, должно быть, трудно осознать, что он уже позади. Вы победили. Вы спасли свое будущее.
- Вы тоже победили, - сказал я.
Афета кивнула:
- Теперь ты понимаешь.
- А я нет, - вмешалась Гунни. - О чем речь?
- Неужели не понимаешь? Иерархи и их иеродулы - и иерограмматы тоже старались помочь нам стать тем, чем мы были. Тем, чем мы можем быть. Не так ли, госпожа? Таково их правосудие, весь смысл их существования. Они проводят нас через те страдания, через которые мы провели их. И... - Я не смог закончить свою мысль. Слова застыли у меня на губах.
Афета закончила за меня:
- Вы, в свой черед, заставите нас пройти через то, что выпало вам на долю. Думаю, ты понимаешь. Но ты, - она посмотрела на Гунни, - ты - нет. Ваш род и наш, быть может, не более чем механизмы воспроизведения друг друга. Ты - женщина, и потому, по-твоему, ты растишь свою яйцеклетку, чтобы когда-нибудь произвести на свет другую женщину. Но твоя яйцеклетка сказала бы, что производит ту женщину, чтобы когда-нибудь на свет появилась другая яйцеклетка. Мы не меньше, чем он, хотели добыть Новое Солнце. По правде говоря, даже больше. Спасая свой род, он спас наш, как мы спасли наше будущее, спасая ваше. - Афета повернулась ко мне. - Я говорила тебе, что ты принес дурные вести. Весть о том, что мы и вправду можем проиграть в той игре, о которой мы говорили.
- У меня всего три вопроса, госпожа, - промолвил я. - Разреши задать их, и я уйду, если позволишь.
Она кивнула.
- Почему Цадкиэль сказал, что мое испытание окончено, когда аквасторам еще только предстояло сразиться и умереть за меня?
- Аквасторы не умерли, - объяснила Афета. - Они живут в тебе. Что же до Цадкиэля, он сказал то, чего требовала истина. Он испытал будущее и обнаружил, как велика возможность, что ты принесешь Новое Солнце своему Урсу и тем самым спасешь эту ветвь твоего рода, чтобы она воспроизвела наш во вселенной Брии. Именно это испытание все решало; оно свершилось, и результат вышел в твою пользу.
- Мой второй вопрос. Цадкиэль также сказал, что суд надо мной не может быть справедливым и потому он по возможности возместит ущерб. Ты утверждала, что он правдив. Разве суд и испытание - не одно и то же? И почему суд был несправедлив?
Голос Афеты казался тихим вздохом.
- Легко тем, кому не нужно судить, или тем, чье суждение необременительно для правосудия, жаловаться на неравенство и говорить о предвзятости. Когда же приходится действительно судить, как судит Цадкиэль, обнаруживается, что нельзя быть справедливым к одному, не проявив несправедливости к другому. Чтобы быть честным по отношению к тем на Урсе, кто погибнет, и особенно к бедным, невежественным людям, которые так никогда и не поймут, за что они гибнут, он призвал их представителей...
- Нас, ты хочешь сказать?! - воскликнула Гунни.
- Да, вас, корабельщиков. И он дал тебе, Автарх, в защитники тех, у кого имелась причина ненавидеть тебя. Это было справедливо по отношению к корабельщикам, но не к тебе.
- Я и раньше часто заслуживал наказания, но не получал его.
Афета кивнула:
- Поэтому некоторые картины, из тех, что ты видел или, во всяком случае, мог увидеть, если бы потрудился посмотреть, были помещены в узком коридоре, проходящем вокруг этого зала. Одни напоминали тебе о твоем долге. Другие должны были показать тебе, что ты сам нередко исполнял правосудие самого жестокого свойства. Теперь ты понимаешь, почему избрали именно тебя?
- Палача? Чтобы спасти мир? Да.
- Убери руки от лица. Достаточно того, что ты и эта бедная женщина едва слышите меня. Позволь хотя бы мне слышать тебя. Ты задал мне те три вопроса, о которых говорил. Есть ли у тебя еще?
- Да, и много. Я видел Дарью. И Гуазахта с Эрблоном. У них тоже была причина ненавидеть меня?