Другой стрелок прицелился. Спасаясь, я шагнул с влажной от дождя скалы в иное место.
40. РУЧЕЙ ЗА ПРЕДЕЛОМ БРИИ
Я стоял на усыпанной цветами траве, душистой и мягкой, как ни одна из тех, что я мял; над головой плыли облака, скрывавшие солнце и раскрашивавшие небеса в темно-голубые и золотые тона. До меня еще доносился отдаленный рев бури, бушевавшей на Горе Тифон. Сверкнула вспышка или скорее тень вспышки, если только можно представить себе такое, наверно, молния ударила в скалу или вновь выстрелил кто-то из преторианцев.
Я сделал два шага, и все эти звуки и образы стали неразличимы; однако, похоже, не они вдруг исчезли, но я потерял способность - а может быть, всего лишь желание - воспринимать их, как все мы, повзрослев, не замечаем больше вещей, занимавших нас в детстве. Явно, подумал я, это не то, что зеленый человек называл Коридорами Времени. Здесь нет никаких коридоров, а только холмы, волнующееся море травы и нежный ветерок.
Я прошел чуть дальше, и мне стало казаться, что все вокруг знакомо, что я попал туда, где некогда уже был, хотя и не мог вспомнить, куда именно. Нет, это не наш некрополь с его мавзолеями и кипарисами. Не открытые поля, по которым я шел когда-то с Доркас и наткнулся на сцену доктора Талоса, те поля простирались под Стеной Нессуса, а здесь не было никаких стен. Не сады Обители Абсолюта, изобилующие рододендронами, гротами и фонтанами. Если бы не цвет неба, я бы скорее сравнил здешние места с весенней пампой.
Потом я услышал пение бегущей воды, а спустя мгновение увидел ее серебристое мерцание. Я бросился к ручью, вспоминая на бегу о своей былой хромоте и о том, как я пил из ручья в Орифии, а потом вдруг заметил рядом с собой следы смилодона; между глотками я улыбался, думая, что сейчас они бы нисколько не напугали меня.
Я поднял голову и увидел не смилодона, а миниатюрную женщину с разноцветными крыльями, которая, точно желая остудить ноги в прохладном потоке, легко шагала по омываемым водой камням чуть выше по течению.
- Цадкиэль! - воскликнул я, после чего онемел от смущения, вспомнив наконец это место.
Она помахала мне рукой и улыбнулась, потом неожиданно вспорхнула от воды и полетела, а радужные крылья ее затрепетали, точно лоскутки цветастой ткани.
Я встал на колени.
Продолжая улыбаться, она опустилась на берег рядом со мной.
- Похоже, ты раньше не видел, как я летаю.
- Видел однажды - вернее, твое изображение, - ты зависла, раскинув огромные крылья, в межзвездной пустоте.
- Да, там я могу летать благодаря отсутствию притяжения. Здесь же мне приходится значительно уменьшаться. Ты знаешь, что такое гравитационное поле?
Она обвела луг рукой не длиннее моей ладони, и я ответил:
- Я вижу это поле, могучий иерограммат.
Она рассмеялась музыкальным смехом, похожим на перезвон маленьких колокольчиков.
- Мы ведь встречались?
- Могучий иерограммат, я - нижайший из твоих рабов.
- Тебе, должно быть, неудобно стоять на коленях; и, вероятно, ты встречал другую меня с тех пор, как я отделилась от нее. Садись и расскажи мне об этом.
Так я и сделал. Легко и приятно было мне сидеть на берегу ручья, время от времени освежая натруженное горло его холодной чистой водой, и пересказывать Цадкиэль, как я впервые увидел ее меж страниц книги Отца Инира, как гонялся за ней на борту ее собственного корабля, как она обернулась мужчиной по прозвищу Зак и как ухаживала за мной, когда я получил ранение. Но тебе, мой читатель (если только ты и вправду существуешь), уже известны все эти факты, ибо я записал их выше, не пропустив ничего или самую малость.
Здесь, у ручья, занимая Цадкиэль своей историей, я бы постарался быть по возможности кратким, если б не моя слушательница, которая заставляла меня вдаваться в различные подробности и совершать всевозможные отступления, пока я не рассказал ей о маленьком ангеле, повстречавшемся с Гавриилом (случай, вычитанный мною в коричневой книге), и о детских годах, проведенных в Цитадели, на вилле моего отца и в селении под названием Фамулорум возле Обители Абсолюта.
Наконец, когда я, наверное, в тысячный раз остановился перевести дух, Цадкиэль произнесла:
- Неудивительно, что я приняла тебя: во всей твоей истории нет ни слова лжи.
- Я часто лгал по необходимости и даже тогда, когда никакой нужды в этом не было. - Она усмехнулась, но ничего не ответила. Я добавил: - И солгал бы тебе, могучий иерограммат, если бы считал, что моя ложь спасет Урс.
- Ты уже спас его; ты начал еще на борту моего корабля, а закончил в нашей сфере, на поверхности и внутри мира, который ты также "зовешь Йесодом. Наверное, Агилюсу, Тифону и многим другим сражавшимся с тобой казалось, что силы неравны. Если бы они были поумней, то поняли бы, что борьба уже завершена, в ином месте и в иное время; но если бы они были умней, они бы признали в тебе нашего слугу и вовсе не стали бы бороться против тебя.
- Значит, я не могу потерпеть поражение?
- Скажи лучше - не потерпел поражение. Ты мог проиграть на корабле и потом; но ты не мог умереть до испытания, как не можешь и сейчас, до завершения своего дела. В противном случае ты умер бы от побоев, от прямого попадания из того орудия в башне, да мало ли от чего еще. Но скоро твое дело будет завершено. Сила твоя, как ты знаешь, исходит от твоей же звезды. Когда она войдет в ваше Старое Солнце и вызовет рождение нового...
- Я слишком часто хвастался, что не боюсь смерти, чтобы теперь дрожать при мысли об этом, - сказал я.
- Что ж, хорошо, - кивнула она. - Брия - не вечный дом.
- Но это место - Брия или часть ее. Вернее, проход в твоем корабле, тот, который ты показала мне, когда вела меня в отдельную каюту.
- Если так, значит, когда ты встретился со мной на нашем корабле, вы были недалеки от Йесода. Это Ручей Мадрегот, и он течет из Йесода в Брию.
- Из одной вселенной в другую? - переспросил я. - Разве такое возможно?
- А разве может быть иначе? Энергия всегда стремится к низшему состоянию; проще говоря, Предвечный жонглирует вселенными.
- Но ведь это всего лишь речушка, - настаивал я, - такая же, как все реки Урса!