Цадкиэль кивнула:
- Они тоже представляют собой энергию, стремящуюся к низшему состоянию, а что ты видишь, зависит от того, чем ты смотришь. Если бы у тебя были другие глаза или иной разум, ты бы видел все иначе.
Я поразмыслил над этим некоторое время и наконец спросил:
- А как я бы видел тебя, Цадкиэль?
Она сидела рядом со мной на берегу ручья; теперь она улеглась на траву, подперев руками подбородок, и ее яркие крылья поднимались из-за головы, словно два веера, расписанные узорами в виде глаз.
- Ты назвал эти поля гравитационными, и они, помимо всего прочего, действительно являются таковыми. Ты знаешь поля Урса, Северьян?
- Я никогда не ходил за плугом, но знаю их так, как может знать горожанин.
- Именно. И что можно найти по краям ваших полей?
- Частоколы из жердей или живые изгороди, чтобы не пускать скотину. В горах - стенки из сложенных валунов, отваживающих ланей.
- И все?
- Больше ничего в голову не приходит, - признался я. - Хотя, вероятно, я смотрел на наши поля не тем, чем надо.
- Ты смотришь именно тем, чем нужно для тебя, поскольку благодаря этим органам сформировалась твоя личность. Вот еще один закон. Ну, так как больше ничего?
Я вспомнил шпалеры и воробьиное гнездо, которое как-то видел в одной из них.
- Еще - сорняки и всякий самосев.
- Здесь то же самое. Я как раз такой самосев, Северьян. Ты, может быть, думаешь, что я посажена тут в помощь тебе. Я хотела бы, чтобы это было так, и потому помогу тебе, если смогу; но я - лишь собственная часть, давным-давно отторгнутая, задолго до того, как ты впервые встретил меня. Может быть, когда-нибудь великанша, которую ты зовешь Цадкиэль, - хотя это и мое имя, - захочет, чтобы я снова стала с ней одним целым. До тех пор я останусь здесь, между притяжениями Йесода и Брии... Отвечая на твой вопрос - если бы ты смотрел чем-нибудь иным, то мог бы увидеть меня, как видит меня она; тогда ты смог бы объяснить мне, за что меня изгнали. Но пока ты не видишь подобные вещи, я знаю не больше твоего. Не хочешь ли теперь вернуться в свой мир Урса?
- Хочу, - ответил я. - Но не в то время, которое я покинул. Как я говорил тебе, когда я вернулся на Урс, я думал, что ему суждено замерзнуть до появления Нового Солнца; с какой бы скоростью я ни увлекал к себе мою звезду, она так далеко, что, прежде чем она достигнет цели, в мире пролетят целые века. Потом я понял, что попал в неведомую эпоху и мне предстоит томительное ожидание. Теперь же я вижу...
- У тебя даже лицо проясняется, когда ты говоришь об этом, - прервала меня маленькая Цадкиэль. - Теперь мне ясно, как в тебе распознали чудо. Ты явишь Новое Солнце, прежде чем заснешь.
- Да, если смогу.
- И ты хочешь, чтобы я помогла тебе. - Она помолчала, оглядев меня с серьезностью, которой я никак не ожидал от нее. - Много раз меня называли обманщицей, Северьян, но я бы помогла тебе, если бы это было в моих силах.
- Но ты бессильна?
- Вот что я скажу тебе: Мадрегот течет от великолепия Йесода, - она указала рукой вверх по течению, - к гибели Брии, вон туда. - Она снова подкрепила слова жестом. - Ступай следом за водой и окажешься во времени ближе к приходу твоей звезды.
- Если я - не проводник... Но я же и звезда. Или по крайней мере был ею. Не могу... я словно частично оцепенел...
- Но ведь сейчас ты не в Брие, помнишь? Вернувшись туда, ты снова узнаешь свое Новое Солнце - если оно еще существует.
- Должно существовать! - воскликнул я. - Ему... Мне... нужны мои глаза и уши, чтобы рассказывать ему, что происходит на Урсе.
- Тогда не стоит заходить слишком далеко вниз по течению, - заметила маленькая Цадкиэль. - Наверно, лучше сделать всего несколько шагов.
- Когда я появился здесь, я не видел ручья. Вряд ли я направлялся прямиком к его руслу.
Она пожала маленькими плечиками, ее миниатюрные груди совершенной формы приподнялись и опустились.
- Тогда и говорить не о чем, верно? Любое место одинаково сгодится.
Я встал, припоминая, как я впервые увидел ручей.
- Ручей протекал точно поперек моего пути, - сказал я наконец. - Нет, пожалуй, я последую твоему совету и сделаю несколько шагов по течению.
Она тоже поднялась с травы и вспорхнула в воздух:
- Кто знает, куда может завести единственный шаг?
- Однажды я слышал басню о петухе, - произнес я. - Человек, рассказывавший ее, уверял, что это просто глупая сказка на потеху детям, но, по-моему, в ней содержится кое-какая мудрость. Там говорилось, что семь - счастливое число. Восемь для петушка обернулось перебором.
Я отсчитал семь шагов.
- Что-нибудь видишь? - спросила маленькая Цадкиэль.
- Только тебя, ручей и траву.
- Значит, надо отойти от него. Не перепрыгивай на тот берег, не то окажешься невесть где. Отходи медленно.
Я повернулся спиной к воде и сделал шаг.
- Что ты видишь теперь? Смотри вниз, на стебли и корни травы.
- Темнота.
- Тогда шагни еще раз.
- Огонь... Море искр...
- Еще! - Она парила возле меня, словно раскрашенный воздушный змей.
- Только стебли, как у обычной травы.
- Отлично! Теперь полшага.
Я осторожно ступил вперед. Все то время, что мы беседовали на лугу, мы находились в тени; теперь, казалось, лик солнца скрылся за черной тучей, и передо мной стояла полоса тьмы, не шире моих протянутых рук, но очень густая.
- Что теперь?
- Передо мной сумрак, - сказал я. И потом, хотя я; скорее ощутил, чем увидел ее: - Темная дверь. Мне войти в нее?
- Это тебе решать.
Я подался вперед, и тут мне почудилось, что луг как-то странно наклонился, предстал в том ракурсе, в каком я видел его из своего укрытия на горе. Я сделал всего три шага, но Мадрегот журчал уже где-то совсем далеко.
Из сумрака выплыли неясные буквы; не сразу я понял, что они перевернуты и что самые крупные складываются в мое имя.
Я шагнул в тень, и луг исчез; я потерялся в ночи. Руками я нашарил камень. Я толкнул его, и он подался - сперва неохотно, потом плавнее, но все же мне приходилось преодолевать сопротивление огромного веса.
Будто у самого моего уха хрустальным перезвоном раздался смех маленькой Цадкиэль.
41. СЕВЕРЬЯН ИЗ СВОЕГО КЕНОТАФА
Прокричал петух; отодвинув камень, я увидел звездное небо и одну яркую звезду, благодаря стремительному движению приобретшую теперь голубой оттенок, - ту, что была мной. Мы снова стали одним целым. И она была близка! Ясный Скальд, восходящий с рассветом, сиял не так ярко и не мог похвастаться столь объемным диском.