Одна из облаченных в плащи женщин взобралась на сиденье и хлопнула в ладоши, призвав к тишине. Веселье моряков не было подогрето вином, и потому скоро она добилась своего, а мое недоумение разрешилось. Сквозь тонкие стены я уловил, хоть и приглушенно, рев ледяного ветра Йесода. Несомненно, я подсознательно слышал его и прежде.
– Дорогие друзья! – начала женщина. – Благодарим вас за приветствие, за помощь и за всю ту доброту, которую вы проявили к нам на борту вашего судна.
Многие матросы ответили ей, одни – добродушно и снисходительно, другие – с той грубоватой вежливостью, после которой такими фальшивыми кажутся изысканные манеры придворных.
– Как я знаю, многие из вас – с Урса. Было бы, наверно, полезно определить, сколько именно. Не могли бы вы поднять руки? Пожалуйста, пусть те, кто родились на планете Урс, поднимут руку!
Руку подняли почти все присутствующие.
– Вы знаете, что мы осудили народы Урса, и знаете, за что. Теперь они сочли, что заслужили наше прощение и получили шанс занять то место, которое принадлежало им в прошлом…
Матросы зашумели и засвистели, в том числе и Пурн, но не Гунни, как я заметил…
– И они прислали своего эпитома, который должен действовать от их имени. То, что он утратил присутствие духа и скрывался от нас, не должно быть зачтено против него или против них. Скорее мы полагаем, что чувство вины его мира, проявленное таким образом, можно засчитать в его пользу. Как вы видите, мы собираемся доставить его на Йесод для судебного разбирательства. Как он будет представлять Урс на скамье подсудимых, так кто-то должен представлять его и в зале суда. Никто не обязан идти с нами, но капитан дал нам разрешение взять с собой тех из вас, кто пожелает. Они вернутся на корабль перед отплытием в следующий рейс. Те, кто не отправляется с нами, пусть отойдут.
Несколько матросов выскользнули из-за спин своих товарищей.
– Мы просим также тех, кто не рожден на Урсе, покинуть нас.
Ушли еще несколько человек. Многих из оставшихся я не рискнул бы назвать людьми.
– Все остальные отправляются с нами?
Раздался хор утвердительных возгласов.
– Подождите! – крикнул я и попытался протолкаться вперед, где меня смогли бы услышать. – Если…
И тут одновременно произошло три события: Гунни зажала мне рот рукой, Пурн закрутил мне руки за спину и то, что я считал одним из помещений нашего корабля, вдруг ушло у меня из-под ног.
Комната завалилась набок, сбив матросов и нас в одну яростно копошащуюся кучу, и падение это было ничуть не похоже на прыжки, которые я проделывал среди снастей. Притяжение планеты мгновенно завладело нами; и хотя я не думаю, что оно было так же велико, как притяжение Урса, после стольких дней, проведенных в слабом тяготении корабля, оно показалось очень сильным.
Ужасный ветер завыл по ту сторону переборок, и в мгновение ока самих переборок не стало. Что-то неведомое удерживало этот ветер. Что-то не давало нам упасть с миниатюрного флайера, как жукам с перевернутой скамейки, – но мы оказались посреди неба Йесода, и под нашими ногами был только тонкий пол.
Этот пол метался и брыкался, как боевой конь в пылу яростного сражения. Ни один тераторнис не скользил по склону воздушной горы так быстро, как мы сейчас, и у подножия этой горы мы взмыли вверх словно ракета, вращаясь в полете наподобие стрелы.
Еще мгновение, и мы точно ласточки заскользили между мачт корабля и уж совсем как ласточки ринулись вперед и понеслись мимо мачт, рей и шкотов.
Многие матросы попадали или опустились на колени, и поэтому я смог разглядеть троих йесодиан, которые привели нас на кораблик, а также впервые взглянул внимательно в лицо пленника. Их лица были спокойны, они даже чуть улыбались; его же лицо озарялось самой непоколебимой храбростью. Я знал, что на моей физиономии написан только страх, и чувствовал себя почти так же скверно, как в тот раз, когда асцианские пентадактили закружились над шиавони Гуазахта. Я чувствовал и кое-что еще, о чем не премину рассказать ниже.
Те, кто никогда не воевал, считают, что дезертир, бегущий с поля боя, терзается стыдом. Это не так, иначе он не дезертировал бы; за редким исключением, сражения устраивают трусы, которые боятся бежать. Именно так было и со мной. Стыдясь обнаружить свой страх перед Пурном и Гунни, я напустил на себя мину, которая, однако, напоминала настоящее проявление решимости не более, чем посмертная маска старого друга напоминает о его улыбке. Потом я помог подняться Гунни, пробормотав нечто нечленораздельное и выразив таким образом надежду, что она не ушиблась.
– Все досталось тому бедняге, на которого я упала! – ответила Гунни, и я сообразил, что она стыдится так же, как и я, но вслед за мной решила держаться твердо, несмотря на заметную дрожь в коленях.
В это время флайер поднялся над мачтами, выровнялся и расправил крылья. Мы чувствовали себя так, будто стоим на спине гигантской птицы.
Женщина, говорившая с нами, произнесла:
– Теперь вам будет что рассказать своим товарищам, когда вы вернетесь на корабль. Бояться нечего. Неожиданностей больше не будет, а упасть отсюда невозможно.
– Я знала, что ты хочешь сказать ей; но разве ты не видишь, что они уже нашли настоящего? – прошептала Гунни.
– Я именно тот, кого ты называешь настоящим, – ответил я, – и я не понимаю, что происходит. Неужели я не говорил тебе? Нет, не говорил. Во мне хранится память моих предшественников, и можно сказать, что я – это мои предшественники настолько же, насколько я лично. Старый Автарх, передавший мне свой трон, летал на Йесод. Летал точно так же, как я, или так же, как мне предстояло.
Гунни покачала головой – я увидел, что она жалеет меня.
– По-твоему, ты все это помнишь?
– Я действительно это помню. Помню каждый миг его путешествия; чувствую боль от ножа, что лишил его мужества. С ним все было иначе: он сошел с корабля и был встречен с должными почестями. На Йесоде его долго испытывали и наконец признали, что он не прошел испытания.
Я смотрел туда, где стояли женщина и ее спутники, надеясь привлечь их внимание. Пурн снова оказался рядом.
– Так ты по-прежнему настаиваешь, что ты – настоящий Автарх?
– Я был им, – ответил я. – И я на самом деле добуду Новое Солнце, если смогу. Ты убьешь меня за это?
– Не здесь, – сказал он. – А может быть, и не убью вовсе. Я человек простой. Я тебе поверил. Только когда поймали настоящего, я понял, что ты меня надул. Или что у тебя мозги не в порядке. Я никогда никого не убивал и не хочу убивать человека только за его болтовню. Еще хуже – убить того, у кого проблемы с головой. Это уж совсем никуда не годится. – Он обращался к Гунни, словно меня и не было рядом. – Думаешь, он во все это верит?
– Уверена, – ответила она. И, помолчав, добавила: – А может статься, так оно и есть. Послушай, Северьян, я уже давно тут, на борту. Это мой второй рейс к Йесоду, а значит, я была в команде, когда везли твоего старого Автарха, хотя я и не видела его, и не сходила с корабля – это произошло уже потом. Ты знаешь, что корабль входит во время и выходит из времени словно иголка? Неужели ты до сих пор не понял?
– Да уже начинаю понимать, – сказал я.
– Так вот, я тебя спрашиваю: а что, если мы везем двух Автархов? Тебя и кого-нибудь из твоих потомков? Предположим, ты вернешься на Урс. Ведь рано или поздно тебе придется выбрать преемника. Почему бы этому парню не быть одним из них? Или тем, кого выбрал он? Так зачем тебе самому подвергаться испытанию и терять потом то, чего ты не хотел бы потерять, если все уже позади?