– Нет. – Она покачала головой. – Не всегда. Экипаж набран с разных миров, даже из разных Млечных Путей, а может быть, и из разных вселенных. Этого я точно не знаю. То, что мы с тобой называем простым матросом, для кого-то другого может оказаться совсем не так просто. Ты ведь с Урса, верно?
– Верно.
– Я тоже, как большинство матросов здесь. Нас размещают вместе, потому что мы говорим одинаково и одинаково думаем. А если пойти в другой кубрик, все окажется иначе.
– Я считал, что уже напутешествовался тут, – сказал я, мысленно потешаясь над собой. – Теперь-то я вижу, что ходил совсем не так далеко, как мне казалось.
– Несколько дней нужно идти, чтобы выбраться из той части корабля, где большинство матросов более или менее похожи на нас с тобой. А рыскуны постоянно бродят с места на место. Иногда они дерутся друг с другом, иногда же объединяются, и в одной шайке встречаются три-четыре разных народа. А порой они живут друг с другом, и у женщин бывают дети, такие, как, например, Идас. Но я слышала, что обычно их дети не могут иметь потомства.
Гунни скосила глаза в сторону Зака, и я шепотом спросил:
– Он – один из таких?
– Думаю, да. Он нашел тебя, разыскал и привел меня сюда, поэтому я решила, что ему можно довериться, пока я схожу раздобыть еды. Он не разговаривает, но ведь он ничего тебе не сделал?
– Нет, конечно, – сказал я. – Он славный. В древности, Гунни, народы Урса путешествовали среди звезд. Многие потом вернулись домой, но многие осели в разных мирах. Чужеродные миры за это время могли изменить человеческое начало, приспособить его под свои нужды. Мисты знают, что на Урсе каждый материк меняет человека по-своему, и если люди с одного материка переберутся на другой, то они в короткий срок – в пятьдесят поколений или около того – станут походить на коренных жителей. Разные миры должны иметь еще больше различий; но человек, я думаю, везде останется человеком.
– Не говори «за это время», – предупредила Гунни. – Ты не знаешь, какое будет время, если мы остановимся у одного из солнц. Северьян, мы много болтаем, и ты, похоже, устал. Не хочешь прилечь?
– Только вместе с тобой, – сказал я. – Ты тоже устала, еще больше, чем я. Ты ходила и добывала для меня еду и лекарство. Отдохни и расскажи мне еще о рыскунах.
На самом же деле я чувствовал себя уже достаточно окрепшим, чтобы наложить на женщину руку, да и не только руку; а со многими женщинами, к которым я причислил и Гунни, нет лучшего способа добиться близости, чем дать им говорить и слушать их.
Она растянулась рядом со мной.
– Я уже рассказала почти все, что знаю. Большинство из них – плохие моряки. Некоторые – дети, родившиеся на корабле. Их прятали, пока они не выросли настолько, чтобы драться самостоятельно. Потом, помнишь, как мы ловили зверей?
– Конечно, помню.
– Не весь живой груз – звери, хотя таких там большинство. Иногда попадаются люди, и иногда они живут достаточно долго, чтобы угодить на корабль, туда, где есть воздух. – Гунни помолчала и хихикнула. – Знаешь, там, у них дома, наверно, так и недоумевают, куда это они делись, когда их выловили? Особенно если они там были важными птицами.
Было так странно слышать хихиканье, сорвавшееся с уст такой крупной женщины, что я, обычно неулыбчивый, тоже ухмыльнулся.
– Некоторые еще говорят, что рыскуны попадают на борт вместе с грузом, мол, это преступники, которые хотят сбежать из своего мира и пробираются на корабль. Или что в своих мирах они были попросту животными и их отправили как живой груз, хотя они – такие же люди, как мы. Думаю, мы бы в тех мирах тоже были животными.
Ее волосы, которые колыхались сейчас совсем рядом, сильно пахли духами; и я вдруг сообразил, что навряд ли это их естественный запах и Гунни, должно быть, надушилась перед тем, как вернуться в наш закуток.
– Некоторые называют их молчунами, потому что довольно многие из них не говорят. Возможно, у них есть какой-то свой язык, но они не могут разговаривать с нами, и если мы ловим какого-нибудь из них, ему приходится общаться знаками. А Сидеро однажды сказал, что молчуны – «мутисты», а значит – бунтовщики.
– Кстати, о Сидеро, – вставил я. – Он был там, когда Зак привел тебя на дно колодца?
– Нет, там не было никого, кроме тебя.
– И ты не видела моего пистолета или ножа, который ты мне подарила, когда мы встретились?
– Нет, ни того, ни другого. А они были при тебе, когда ты упал?
– Они были на Сидеро. Я надеялся, что ему хватит честности вернуть их. Но спасибо ему и на том, что он не убил меня.