— Таппи! — завопил Анастас. — Мигом в бот! Волоки реанимационный блок! Большой! И включи витализационную камеру, пусть входит в режим! В капсуле наберешь два белых колечка — подряд, синее и красное!
— Понял! — донеслось из коридора, куда пулей выскочил Таппи.
— Боже, боже… — стонал Григорян, хватая себя за щеки.
— С-себумы — не воины, — вынес вердикт Гумм.
— Гумм, — попросил Середа, с трудом разжимая стиснутые зубы, — будь другом, сними все это на мета-визирку. Пусть все наши долбаные миротворцы увидят, с кем они не желают воевать!
Примчался Таппи. Хватая воздух ртом, протянул реанимационный блок. Григорян торопливо разложил его, блок надулся в прозрачный цилиндр, по его стенкам потек целебный раствор.
— Виктор… — слабым голосом позвал Анастас.
— Иду, — откликнулся Середа.
Вдвоем с пилотом он освободил руки и ноги несчастной женщины от фиксаторов и осторожно поднял трепещущее тело. В горле подопытной забулькало, между зубов просочилась кровь с языка, искусанного в приступах язвящей боли.
— Ма-ма… — прохрипела женщина. — Т-таня… м-ня… Та-ня…
— Потерпи, миленькая, — шептал Середа, — потерпи… Сейчас тебе станет легче… Вон, какое сердечко здоровое… Сейчас, Танечка…
Вряд ли женщина различала его слова, но сам тон ее успокоил. А может, подействовала родная речь?
Григорян с Середой уложили женщину в реанимационный блок и закрыли его. Раствор побежал живее, обволакивая судорожно вздрагивающие мышцы, обезболивая и унимая трепет истерзанного тела.
Таппи махом настроил блок и вывел на экранчик зеленые зигзаги и синие мнемографики.
— Такая боль… — пробормотал он.
Середа шагнул к двери и поманил за собой Григоряна.
— Пошли, гуманоид, — произнес он ровным голосом.
Вернувшись в ходовую рубку, Виктор спросил приплевшегося пилота:
— Как открыть первый шлюз?
— Вы имеете в виду — разблокировать? — беспомощно пробормотал Григорян.
— Я имею в виду — открыть! Наружу!
Совершенно потерявшись, Анастас указал на две клавиши. Середа поочередно их нажал. Сначала на экране ничего не происходило, только себумы заволновались, зашебуршились. А потом возникшая при разгерметизации тяга начала их отрывать от причала, закручивать в туманном вихре вырывавшегося воздуха и выбрасывать в открытый космос.
Середе было хорошо видно, как коричневые бурдюки раздувались в шары, увеличиваясь втрое, и во все стороны торчали короткие, тупые выросты, делая себумов похожими на морские мины. А потом мины стали лопаться, и в разрывы ударяли фонтанчики зеленовато-бурой жидкости, мгновенно превращавшейся в мутные льдинки.
Григорян сдавленно охнул, а Копаныгин мрачно улыбнулся.
— Вот это по-нашему, командир, — произнес он одобрительно.
— Ты их убил… — еле выговорил Григорян. — Всех…
— Я уничтожил врагов, — холодно поправил его Середа. — И отомстил за тех, кого действительно убили и замучили эти твари. Утри слезы, пилот, и учись! Учись делить мир на своих и чужих. Учись бить врагов и заступаться за друзей. Не прощать палачей и добивать поверженного неприятеля. Истреблять его всеми активными средствами! Пока ты этого не усвоишь, ты — не воин, и Посвящение тебе не светит…
Гумм и Копаныгин синхронно кивнули. Григорян молчал, подавленно и прибито.
— Не впадай в отчаяние, пилот, — негромко добавил Середа. — Ты не трус, и голова у тебя как надо прикручена. А об издержках гуманизма и высоких морально-этических норм ты не горюй — все эти красивые перышки скоро облетят. Война опалит всех нас, помяни мое слово…
Анастас вдруг вздрогнул и показал на звезды.
— Наши финишируют! Вон и вон!
Середа заметил в глубине панорамного экрана два сиреневых сполоха, вздувшихся шариками огня, — прошло вторичное излучение.
— Дай увеличение! — сказал он Григоряну.
Тот послушно включил отдельный монитор, на котором звезды плясали, проходя через все цвета спектра. Потом взбаламученное пространство подуспокоилось, и в черноте загорелись две яркие точки. Из них протек лиловый свет, окатываясь прозрачными конусами. Свет наполнил оба объема, отвердел, застыл и померк. Конусы перестали быть полупрозрачными, теперь в космосе парили массивные сооружения, словно покрытые длинной черной шерстью, и будто кто гладил по этой шерсти, пускал волны от вершин к основаниям.
— Вызываю «Тенгри»! — закричал Григорян, наклоняясь к пульту. — Вызываю «Перуна»!
— Кто спрашивает? — щелкнуло металлом из звучателя.
Анастас неуверенно оглянулся на Середу. Виктор нагнулся к диафрагме спикера и твердо произнес: